Сказка о принце. Книга вторая (СИ)

Они помолчали. Лестин расстегнул ворот, вытер пот со лба – постарались слуги ван Эйрека, натопили на ночь от души. Было уже поздно, дом погрузился в тишину, даже Август Анри уже лег – окно его спальни в другом крыле дома, выходящее во двор, давно погасло. Где-то едва слышно скреблась мышь. В кабинете хозяина хрипло ударили часы.

- Как вы думаете, лорд Лестин, - Патрик встал, потянулся и прошелся по библиотеке до полок до двери, - сколько времени нам потребуется, чтобы подготовить все это? Год? Два? Три?

- Не знаю, мой принц, но думаю, не меньше двух лет. Но давайте не будем загадывать. Уложимся в два года – хорошо, нет – значит, нет. Слишком тянуть опасно – есть вероятность, что заговор будет раскрыт. Но и торопиться не с руки. Вам придется много ездить, на раздумья верным тоже нужно время. И учтите, что и в стране сейчас неспокойно – значит, нужна будет осторожность. Кстати, сейчас время работает на нас, и я думаю, что чем дальше, тем больше будет недовольных. Густав уже теперь проявляет себя не с лучшей стороны.

Патрик подошел к окну, всмотрелся в темный сад. Выплыл месяц; в переплетении ветвей он казался маленькой лодкой, плывущей среди льдин-облаков. Ветки качались, бросая на землю рваные тени.

- Патрик, - осторожно сказал Лестин, - скоро будет оказия в Версану. Вы не хотите написать матушке?

- Нет, - не оборачиваясь, ответил принц.

- Вам… совсем безразлична ее судьба?

Патрик пожал плечами, выбил пальцами негромкую дробь на подоконнике.

- Ее Величество уехала на родину – значит, она в безопасности. Все остальное… неважно. Пусть ей там будет хорошо. Все.

Лестин кивнул, подавив вздох.

- Скажите лучше, как себя чувствуют их высочества?

- Живы и здоровы, - ответил лорд. – Их высочества Агнесса и Бланка делают большие успехи в обучении – я слышал, они уже бегло читают и хорошо рисуют. Зимой, правда, обе болели корью, но теперь чувствуют себя хорошо.

- А Изабель?

- Тоже здорова… - Лестин запнулся.

- Что? – резко спросил Патрик, оборачиваясь.

- Король официально сделал ей предложение, - неохотно ответил Лестин.

Принц сжал кулаки.

- Что ответила ее высочество? – спросил он очень спокойно.

- Просила дать ей время подумать. До лета.

Патрик вполголоса пробормотал несколько ругательств.

- А… если не согласится?

- Не знаю, мой принц, - вздохнул Лестин. – Господь милостив, и будем надеяться…

- К черту надеяться, - сквозь зубы проговорил Патрик. – Действовать надо.

* * *

Дом королевского садовника был небольшим, но уютным. Конечно, пока не выросли дети, он казался даже тесноватым, но теперь, для двоих, комнаты казались слишком просторными. Старая Лиз не раз вслух и про себя благодарила Бога за то, что на старости лет у них есть свой угол и в доме достаток; Ламбе отмалчивался. Он привык надеяться только на себя.

Когда Ламбе принес домой кадку с деревом из королевского кабинета, Лиз заворчала сперва: куда такая страховидина, и без того хватает, что цветы и саженцы по всем углам. Ламбе не слушал. Он поставил кадку с деревом в углу и, по выражению опять же Лиз, носился с ним, как мамаша с первенцем. Каждое утро обрывал засохшие листочки, проверяя, сколько осталось в живых, отгонял внуков, не позволяя даже приблизиться к тому углу, а зимой, когда задули ветра, переставил кадку к печке.

Увы, заботы его не приносили особенных успехов. К весне стало ясно, что деревце погибнет. Сухое и почти мертвое, стояло оно, грустно опустив ветви, и Ламбе, глядя на него, хотелось почему-то плакать. Он стал раздражительным и еще более ворчливым, то и дело ворчал на жену по пустякам – так, что однажды утром Лиз сказала в сердцах:

- Господи, хоть бы уж ушел ты работать скорей! Когда тебя нет, в доме жить легче.

Потом она просила прощения, а Ламбе, чего не случалось с ним с молодости, поцеловал ее в нос. Он не держал зла на жену, понимал, что виноват сам, но заноза в душе осталась.

Уже деревья потихоньку оделись нежным зеленым бархатом, а деревце в кадке так и стояло сухим и мертвым. «Выкинь ты эту заразу», - ворчала Лиз, а Ламбе все медлил. Все ждал. Загадал себе: в мае. Если до мая не пустит листочков – конец. Жалко, своими же руками обхаживал, а придется, видно выкинуть… или сжечь. Стоило представить, как будет оно лежать на свалке, печально подняв к небу сухие ветки, как Ламбе клялся себе: лучше сам сожгу, своими руками. Бог весть отчего, но старый садовник привязался к «сухой рогатине», как к малому ребенку.

А потом Ламбе заметил, что на одной веточке набухли три зеленые почки. И глазам своим не поверил. Ждал еще неделю, извелся сам и жену извел, по два раза в день таскал кадку от окна к печи и обратно. И когда одним сырым апрельским утром увидел на одной ветке три маленьких, нежных зеленых листика, заулыбался. Подмигнул деревцу, погладил листики – осторожно, едва касаясь – и заулыбался.

Лиз, выйдя с чашкой из чулана, аж руками всплеснула:

- Отец, да ты никак смеешься! Батюшки мои, свет Господень, что стряслось-то?!

Ламбе посмотрел на нее, седую, маленькую, с измазанным в саже носом:

- Весна, мать! Чуешь – весна.