– Ну, весна, и что ж? Весна-то уж с месяц как – иль только заметил? – но тут и сама увидела, еще больше удивилась: – Гляди, выжила-таки твоя рогатина. Вот уж не думала…
Подошла, пригляделась.
– И правда, живое. Надо же… Ну, отец, ты прям волшебник. – И усмехнулась, погладила его по голове: – А помнишь, как мы с тобой вишню сажали?
– Помню, мать, помню. У нас тогда Ярре и получился, в ту ночь… Помнишь?
Старая Лиз смотрела на него, седого и хромого, и показалось Ламбе, что восемнадцатилетняя хохотушка и певунья Лиз улыбается ему яркой молодой улыбкой.
* * *
Встав на ноги, Патрик – в качестве племянника господина ван Эйрека – стал обязан наносить родственные и соседские визиты. Надо сказать, многочисленные друзья и родичи «дяди» ничуть не удивились внезапному появлению у него племянника: видно, род ван Эйреков был настолько ветвист, что и сами они не могли подчас подсчитать, кто кому кем приходится. В поместье Августа Анри в прежние годы и трех дней не проходило без гостей. Приезжали родственники, приезжали старые сослуживцы хозяина; многочисленные отпрыски кузенов и кузин гостили в имении едва ли не каждое лето; казалось бы – что за радость уезжать из столицы (да даже и не из столицы) в провинцию? Тем не менее, здесь собиралось весьма разномастное общество. Господин Август Анри всегда слыл хлебосольным хозяином. В прежние времена, вздыхал он, в славные прежние времена, когда ничего и никого не нужно было бояться – о, какие споры до рассвета разводила здесь молодежь, какие бывали балы, как много вина лилось рекой, а еще больше – смеха, звонких молодых голосов, флирта, нечаянных поцелуев украдкой.
Минуло то время. Умерла жена, дочери выросли, повыходили замуж, разъехались по дальним гарнизонам, один из племянников живет в столице и забыл дорогу в нашу глухомань. Потому и увез сюда беглого каторжника мудрый лорд Лестин, что теперь здесь, в одном дне пути от Леррена, не стоило опасаться ни любопытных глаз, ни лишних ушей.
Тем не менее, гости все-таки приезжали. Раз в три-четыре недели в имение Августа ван Эйрека заворачивала очередная карета или сам «дядя» отправлялся проведать кого-то из старых знакомых. Разумеется, молодой повеса Людвиг ехал вместе с ним.
Патрик не спорил, понимая, что визиты эти – не просто дань вежливости. Присматриваться, замечать, слушать, втихомолку склоняя на свою сторону… как знать, где может пригодиться ему кто-то из этих людей; лордов, близких ко двору, у ван Эйрека в родне не водилось, но… мало ли, как повернется дело.
Но это было и хорошо, что не водилось, – его никто не смог бы узнать. Только однажды, уже в апреле, увидев в толпе гостей на именинах троюродной племянницы «дяди Августа» господина Кристофера ван Эйрека, ректора Университета, Патрик напрягся внутренне. Впрочем, все обошлось, господин Кристофер, увидев его, заулыбался, дружески потрепал по плечу и стоящим рядом с ним дамам охарактеризовал племянника как «несколько ленивого, но способного юношу, подающего надежды». Дамы благосклонно посмотрели на юного родственника, Патрик скромно потупил глаза, как полагалось по возрасту, и удостоился одобрительных замечаний, заявив, что собирается делать карьеру на ниве штатской службы. Случившиеся рядом две молоденькие девицы восторженно захихикали. Видимо, теперь у девушек на выданье в чести были не военные, а штатские служаки.
Обычно Патрик не танцевал – еще не позволяло здоровье, но в тот вечер, поддавшись желанию выглядеть благонравным племянником, пригласил на танец именинницу – девицу семнадцати лет с пухлыми розовыми щечками и наивными голубыми глазами. Правда, через два тура он вынужден был извиниться и проводить даму на место – нога немедленно отозвалась острой болью, но, кажется, дело было сделано: весь остаток вечера девица Луиза смотрела на него таким восторженным взглядом, что и слепому все было ясно. Потом, уже дома, перебирая в памяти события вечера, анализируя свои реплики и вспоминая разговоры в гостиной, Патрик подумал, что, наверное, зря так галантно рассыпал ей комплименты. Впрочем, спустя неделю она забудет его; наверняка у девицы есть жених, они обручены, семья давно подобрала подходящую партию. А им сейчас вряд ли можно увлечься: после каторги и ранений Патрик не питал иллюзий по поводу собственной привлекательности, да и мысли его совсем не в ту сторону бежали, а светская болтовня получалась у него сама собой.
Как показало время, он сильно ошибался.
Две недели выдались дождливыми, и после долгих ливней дороги порядком развезло. Однако к концу апреля погода, наконец, установилась. Правда, ветер задувал еще холодный, но солнце уже подсушило дороги, и они стали вполне пригодными для проезда. Весенняя страда была в разгаре, но местные дворяне, уставшие от вынужденного зимнего заточения (то метели, то мороз), наверстывали упущенное визитами, охотами, карточными играми.