Сказка о сером волке

- Как о чем? Об успехах вашего колхоза. О начале развернутого строительства коммунизма. О прославлении нашего строя, - ответил с еле заметной усмешкой Стекольников.

Петр Терентьевич опустил голову. Неожиданно под ним треснула и накренилась кочка. Бахрушин, легонько выругавшись, пересел на другую кочку. Погладил поясницу и спросил:

- Ты так сам по себе думаешь, Федор Петрович, или советовался с кем?

- Советовался с одним тут товарищем и тебе рекомендую поговорить с ним.

- Кто это?

- Здравый смысл, Петр Терентьевич. Здравый смысл.

- А не подведет он меня?

- Да что ты! Это же наш проверенный, боевой партийный товарищ.

- Оно конечно... - Бахрушин снова задумался.

Стекольников посмотрел на солнце, потом на часы. Бахрушин, заметив это, сказал:

- Значит, как бы сказать, Федор Петрович, время истекло и прием окончен?

- Ну зачем же ты так?.. Беседа наша еще и не начиналась... Сегодня вечерком запрягите свою Жимолость да часикам так к восьми приезжайте новый телевизор посмотреть. Как раз про Америку передача будет. Нам теперь такие передачи пропускать не следует...

- Само собой.

- Ну, коли так, жду. Вот и побеседуем.

Бахрушин, проводив Федора Петровича до машины, ожидавшей у дороги, вернулся на прежнее место. Необходимо было собраться с мыслями.

IX

Перечитав еще раз оставленные листы из сводки ТАСС, Петр Терентьевич решил прибегнуть к нескольким домыслам!

Первый из них был самый радужный. Заключался он в том: Трофим, впадая в старческую набожность, в самом деле едет за отпущением грехов, а Джоя Тейнер, вроде Джона Рида, написавшего хорошую книгу "Десять дней, которые потрясли мир", тоже напишет сущую правду про колхоз "Коммунистический труд" и будет этим способствовать лучшему пониманию американцами сущности советского строя вообще и колхозного распорядка в частности.

Этому своему домыслу Бахрушин верил мало, но не исключал его, хотя бы ради объективности и желания видеть лучшее.

Второй домысел состоял в том, что неизвестный ему опенок Джон, ловкач и пройдоха, присосался к старому пню Трофиму ради того, чтобы с его помощью больше увидеть, больше услышать, а потом лучше очернить увиденное.

Такое тоже было известно Бахрушину в истории встреч с заграничными журналистами. Пока гостят - хвалят, превозносят, а как уедут - начинают мазать дегтем, без стыда и совести выдумывать несусветное и обливать грязью.

Третий домысел состоял в том, что и Тейнер и Трофим командируются третьими лицами, которые сумели довольно правдоподобно обосновать подлую цель поездки того и другого в Советский Союз.

Кем могли быть эти третьи лица? Какие-нибудь издатели или кто-то, кому надлежит мутить чистую воду?

В этом, самом худшем, третьем варианте Джон Тейнер представлялся Петру Терентьевичу хищным заморским рыбаком, а Трофим - хитрой наживой на тейнеровском крючке.

Какой бы из этих домыслов ни оказался правильным, во всех случаях приезжих нужно было расквартировать.

Где?

У себя в доме? Нет. Это означало бы, что Петр Терентьевич заранее прощает Трофима.

Бахрушин примет Трофима и Тейнера в своем доме, потому что они "его гости", но поселит их в другом месте.

Другим местом мог быть старый дягилевский дом, но там теперь библиотека и читальня. Ее можно потеснить, но не много ли чести? Как отнесутся к этому колхозники в Бахрушах?

В старом Доме приезжих американцев поселить тоже нельзя было. Дом слишком стар и запущен. А новый дом не готов.

Ну и что? Кто мешает отделать три комнаты? Одну - для Трофима, другую - для Тейнера, третью - для уборщицы, которая будет приставлена к ним.

Где они будут питаться?

Они будут питаться в колхозной столовой. Если в ней заменить клеенки скатертями и велеть снабженцам купить новую посуду...

Нет, он этого не будет делать. И вообще он ничего не будет подновлять, подкрашивать и подслащивать. Пусть видят все таким, какое оно есть.

Зачем ему, председателю колхоза, известному в области человеку, давать повод для досужих разговоров, будто он боится показать жизнь своего колхоза такой, какая она есть, каким-то там... неизвестно каким?

Он даже не будет теперь заваливать щебенкой лужу на главной улице Бахрушей, засыпать которую хотел до покоса. Могут сказать: "Ага... струсил чужого глаза". А зачем ему бояться чужого глаза! Если этот чужой глаз дальновиден, он разглядит, как росло и как будет расти хозяйство колхоза. А если чужому глазу нужна только "лужа", пусть она ему будет приятным бельмом, закрывающим неприятные для него достижения.

Вообще говоря, в предстоящей встрече правда должна быть самым лучшим союзником. А этой правды вполне достаточно, чтобы показать самому лютому ворогу, что врать о колхозах нынче нужно тоже с оглядкой.

Конечно, жаль, что леший их приносит именно в этом году, а не позднее, когда Бахруши станут железнодорожной полосой отчуждения и на южном склоне Ленивого увала появится новое село Бахрушино, где будет на что посмотреть... Но что поделаешь?.. Он же не может перенести их приезд. Да и зачем? Они и в этом году могут увидеть застолбленные улицы, фундаменты домов и некоторые здания, белеющие на отлогом склоне увала.