Сказка о Шуте и ведьме. Госпожа Янига (СИ)

Я чуть было не ответила согласием, когда заметила, как откровенно и выразительно смотрит на меня Джастер. Под этим взглядом я не выдержала и покраснела, а сердце в груди забилось как у птицы.

«Тянет его к тебе, сильно тянет…»

«Дурой не будь, ведьма…»

Он что… серьёзно? Он… Он правда этого хочет?!

— Эх, жона, что ж ты недогадлива така стала, — крестьянин тоже всё понял. — Что ж он, зря девку из дому сманил? Дай им постелю-то, пущай отдыхают с дороги.

— Вот спасибо, — Джастер с улыбкой поднялся из-за стола. — А постель я и сам отнесу, чай руки не отвалятся. Янига, держи лютню, не урони только!

Кроме постели он нёс и остальные наши вещи.

На сеновале было тепло и вкусно пахло сухими травами.

Джастер легко забрался наверх вместе со всей поклажей. Пока я поднималась по лестнице, в сумерках осторожно ставя ноги на перекладины, и стараясь не наступить на подол нового платья, он уже успел расстелить одеяло.

— Джастер…

Я наступила в сено и провалилась по щиколотку. Но тут же была подхвачена под руку и опрокинута на постеленное. Я даже пикнуть не успела, как Шут оказался рядом.

Очень рядом. И без рубашки.

— Джа…

— Тихо, ведьма. Иди сюда, пока не передумал.

Великие боги… Как же он целуется… У меня голова кружится…

Где-то далеко негромко стукнула дверь, зазвенел цепью пёс, но всё это было неважно, потому что Джастер такой горячий и…

— Эй, трубадур, спишь што ле? — раздался внизу негромкий голос хозяина дома.

Шут освободил руку из-под моей головы и глянул вниз, пока я давила в себе неожиданную злость на так не вовремя вмешавшегося Томила. Ну что ему стоило прийти попозже?

А ещё лучше — утром?!

— Не сплю.

— Подь сюды, потолковать треба.

Я встревожено посмотрела на Джастера, но он только приложил палец к своим губам, потом к моим, спокойно натянул рубаху и соскользнул вниз.

Вздохнув, я поправила платье, ещё ощущая прикосновение на губах. Вот как так у него получилось? И поцелуй, и обещание, и просьба о молчании…

— Чего звал-то? Я уж задрёмывать хотел.

— А зазноба твоя спит?

— Спит. И я хочу, уж не обессудь.

— Ты погодь, трубадур. Послухай, чево скажу, а потом уж сам думай.

— Говори.

— Ты обмолвился, что в Чомрок идёшь.

— Собираюсь, а что?

— Не ходи туда, трубадур. Прямой дорогой не ходи и кривой остерегись. Худо там. Ужо не знаю, где правда, где нет, но слыхал я, лютуют в той стороне разбойники дикие.

Всё мое расслабленное настроение вместе с досадой как рукой сняло.

Разбо… Ну конечно! И стражник в Кронтуше говорил, что на юге разбойники распоясались! И… и господин Эрдорик тоже говорил про банду, которая…

— Дикие, говоришь? — спокойно переспросил Шут. — А в чём дикие?

— Молва дошла, — Томил понизил голос и мне приходилось прислушиваться, — не простые то разбойники, а нелюди самые что ни исть! Нечисть и нежить, так-то! Слыхал я, ужо три деревни они пожгли, никого не оставили…

В ужасе я зажала рот ладонями, чтобы не выдать себя. Три деревни… и никого в живых… Великие боги… Выходит… выходит это та самая банда, которая…

— Так уж прям и никого? А кто ж тогда молву пустил? — усомнился Джастер.

— Э-э, не веришь ты мне, трубадур, а напрасно, — обиделся крестьянин. — Себя не жалко, девку свою пожалей! У старосты нашего в Тирешках жонина родня была — ни души не осталось… Жона евона как услыхала весть таку — так умом и тронулась… С моста в реку сиганула, и достать не успели, утопла…

— Так ты потому весь вечер сам не свой?

— Добрый ты, трубадур. И девка у тя добрая. — Снова вздохнул Томил. — А токма супротив нечисти доброта ваша — тьфу! Пропадёте за ломаный медяк… Жону я вестями такими пужать не хотел, она токма оправилась, дочке душа радуется. А как подумаю, что ж за изуверы по лесам бродют… Эх! Страшно мне, трубадур! Только счастье изведал, а эвон беда кака рядом ходит…

— Рано ты собрался нас хоронить и сам помирать! — Джастер похлопал Томила по плечу. — Далёко Тирешки отсель?

— Пёхом почитай, седьмица. А верхом за три дни доскачешь. За рекой они были…

— А молва когда пришла?

Хозяин дома помолчал, видимо считая дни.

— Аккурат мы с городу вернулись, за день и пришла.

Выходит, новости о разбойниках всего дня три? Или четыре?

Мне стало настолько не по себе, что я не сразу поняла, что судорожно сжимаю в кулаке коготь ожерелья.

Холодный. Как обычно. Ничего страшного, Янига, успокойся…

— И что ж никто этих разбойников не ловит?

Ответом был тяжёлый вздох. И без слов ясно: ловят или нет, а банда эта страшная.

— Пожалей хоть девку свою, трубадур, — снова вздохнул Томил. — Хороша же ж она у тебя! И травница знатная, таку пойди поищи! Не пощадят ведь, звери… И лошадушки вам не помогут! От нежити да от нечисти спасу-то никому нету!

— Хороша, — согласился Шут. — А про нечисть с нежитью откуда молва?

— Не ведаю я того, и не хочу! — хмуро ответил крестьянин. — Молва така идёт, а люди зря говорить не станут.

— Понятно, — спокойно протянул Джастер. — А про умертвия, часом, ничего не говорят люди? Тихо на погостах-то?

— Демоны тебе на язык! Ишщо чево удумал! Да как те такое в ум-то пришло?!