Сказка о силе

— Стирание личной истории и сновидения должны быть только помощью — сказал он. — для смягчения каждому ученику необходимы сила и умеренность. Вот почему учитель вводит путь воина или способ жить, как воин. Это клей, который соединяет все в мире мага. Мало-помалу учитель должен выковывать и развивать его. Без устойчивости и способности держать голову над водой, которыми характеризуется путь воина, невозможно выстоять на пути знания.

Дон Хуан сказал, что обучение пути воина было таким моментом, когда внимание ученика скорее улавливалось, чем отклонялось. И что он уловил мое внимание тем, что сбивал меня с моих обычных обстоятельств жизни каждый раз, когда я навещал его. Наши хождения по пустыне и горам являлись средством выполнить это. Его маневр изменения контекста моего обычного мира путем вождения меня на прогулки и на охоту был другим моментом его системы, которого я не заметил. Сопутствовавшая перестановка в мире означала, что я не знал концов, и мое внимание было сконцентрировано на всем, что делал дон Хуан.

— Каков трюк, а? — сказал он и засмеялся. Я засмеялся с испугом. Я никогда не подозревал, что он настолько все осознает. Затем он перечислил свои шаги в руководстве моим вниманием и уловлении его. Когда он закончил свой отчет, он добавил, что учитель должен брать в соображение личность ученика, и что в моем случае он должен был быть осторожным из-за того, что в моей природе было много насилия, и я в отчаянии не смог бы ничего лучшего придумать, как убить самого себя.

— Что ты за противоестественный человек, дон Хуан? — сказал я шутя, и он расхохотался.

Он объяснил, что для того, чтобы помочь стереть личную историю, нужно было обучить еще трем техникам. Они состояли из потери важности самого себя, принятия ответственности за свои поступки и использование смерти как советчика. Идея состояла в том, что без благоприятного эффекта этих трех техник стирание личной истории вызовет в ученике неустойчивость, ненужную и вредную двойственность относительно самого себя и своих поступков.

Дон Хуан попросил меня сказать ему, какова была наиболее естественная реакция, которую я имел в моменты стресса и замешательства, прежде чем я стал учеником. Он сказал, что его собственной реакцией была ярость. Я сказал ему, что моей была жалость к самому себе.

— Хотя мы и не осознаем этого, но ты должен отключать свою голову для того, чтобы это чувство было естественным, — сказал он. — сейчас ты уже не имеешь возможности вспомнить те бесконечные усилия, которые тебе были нужны для того, чтобы установить жалость к самому себе как отличительную черту на своем острове. Жалость к самому себе была постоянным свидетелем всего, что ты делал.

Она была прямо на кончиках твоих пальцев, готовая давать тебе советы. Воин рассматривает смерть как более подходящего советчика, которого тоже можно привести свидетелем ко всему, что делаешь, точно также, как жалость к самому себе или ярость. Очевидно, после несказанной борьбы ты научился чувствовать жалость к самому себе. Но ты можешь также научиться тем же самым способом чувствовать свой нависший конец, и таким образом ты сможешь научиться иметь идею своей смерти на кончиках пальцев. Как советчик, жалость к самому себе — ничто, по сравнению со смертью.

Затем дон Хуан указал, что здесь, казалось бы, было противоречие в идее перемены. С одной стороны, мир магов призывал к полной трансформации. С другой стороны, объяснение магов говорит, что остров тональ является цельным, и не один элемент его не может быть передвинут. Перемена в таком случае не означает уничтожения чего бы то ни было, а скорее изменение в использовании, которое связано с этими элементами.

— Жалость к самому себе, например, — сказал он. — нет никакого способа с пользой освободиться от нее. Она имеет определенное место и определенный характер на твоем острове. Определенный фасад, который издалека видно. Поэтому каждый раз, когда представляется случай, жалость к самому себе становится активной. Она имеет историю. Если ты затем сменишь фасад жалости к самому себе, то ты сместишь место ее применения.

Я попросил его объяснить значение его метафор, особенно идею смены фасадов. Я понял это, как, может быть, играть более чем одну роль одновременно.

— Фасады меняешь, изменяя использование элементов острова, — сказал он. — возьмем опять жалость к самому себе. Она была полезной для тебя, потому что ты или чувствовал свою важность, или что ты заслуживаешь лучших условий, лучшего обращения, или потому что ты не хотел принимать ответственности за свои поступки, которые приводили тебя в состояние возбуждения жалости к самому себе, или потому что ты был неспособен принять идею своей нависшей смерти, чтобы она была свидетелем твоих поступков и советовала тебе.