– Да что уж тут сказывать, – отвечает Никуша. – Беда приключилась. Завелась в краях наших колдунья недобрая. Ворожбой черной занималась да сглазы делала. Вот и нажаловались мужики князюшке. Он с дружиной за колдуньей и отправился. Нашли мы ее, проклятую. Обложили, всё честь по чести, знаки святые вкруг логова ее нарисовали. Взяли уж гадину. Тут и князь в ее избушку вошел. Приказал колдунью удавить, да вдруг нож на столе увидел. Уж не знаю, что ему в нем почудилось: нож, как нож. Простой из себя, рукоять только что костяная, а на ней глаз нарисован. Как глянул в это око господин наш, так и оторваться не может. Глядит и глядит, глядит и глядит, а колдунья ему, мол, понравился ножик, князюшка? Ты, говорит, в руки его возьми. А князь и взял, повертел со всех сторон, да и порезался, соколик. Нож-то тут и выронил. Мы к нему кинулись, а колдунья и крикнула: «Спать тебе сном беспробудным, красный молодец. От поцелуя проснешься, да только пробудить тебя та сможет, кому ты ненадобен. А коль ненадобен, то и не дождешься спасения. А минует седмица, так уж назад никто не воротит. Спи, князь, на том свете свидимся». Засмеялась, будто ворона закаркала, да в нее и оборотилась. Вылетела в трубу, мы и поймать не успели.
Слушаю я воеводу, а сама головой качаю. Это ж гадюка какая, честных птиц позорит, в личину их оборачивается. Уж я-то своим воронам скажу, они враз найдут самозванку и поквитаются.
– Ну, что скажешь, кудесница?
Смотрит на меня воевода, а я плечами пожимаю. Крепкое колдовство, мне и не распутать его. Проклятье – это вам не прыщ на носу. В книгах смотреть надобно, а книги в лесу остались. Значит, назад мне ехать, да лечение искать…
– Не знаешь, выходит, – говорит Никуша, а сам хмурый совсем стал.
– Книги почитать надобно, – отвечаю.
– Так уж нет времени книги читать.
– Иным ничем и помочь не смогу. Отпусти в лес. Найду ответ, вернусь сразу.
Молчит воевода. Повернулась я к нему, а он глаза свои серые прищурил, да ус длинный покручивает. А потом и говорит:
– Кто князя к жизни вернет, тот его женой станет.
– А мне чего? – я плечами пожала. Вот тоже радость какая – в княжьем тереме сидеть.
– И злата будет, сколько в десяти ведрах не унесешь, – говорит воевода, а сам на меня, не отрываясь, поглядывает. – И одежа богатая, и прислужников терем целый.
– Мне-то зачем говоришь? – смотрю на него, сама удивляюсь. И чего пристал, окаянный? Это, вон, пусть ряженым говорит, а мне такое знать без надобности.
– Стало быть, не нужен тебе терем княжеский? – он спрашивает, а я себе кулаком по лбу стучу, мол, совсем дурной? У меня лес целый, на что мне хоромы? – Ни злата, ни каменьев не хочешь? А князя в мужья? Не красавец разве наш батюшка? Ты погляди, кудесница. Даром что бледный, а краше всё одно во всем свете не сыщешь.
Я только рукой махнула. У меня мой лес есть, на что мне князь сдался? Лучше бы уже отпустил, скорей бы книги нужные прочитала, а он вопрос глупые задает.
– Поцелуй князя, госпожа Лесовика, – говорит Никуша.
– Чего? – я даже поперхнулась от удивления. – Делать мне больше нечего, как князей целовать.
Подбоченилась, нос задрала, а воевода так ласково, что я даже его уважать начала с испугу:
– Поцелуй, голубушка. Если ты не поцелуешь, другой такой не сыщется. Поцелуй, Лесенька, тебе жалко что ли?
– Вот еще, – заупрямилась я. – Дел у меня других нету, как только князя целовать.
– Замуж возьмет…
– Надо больно…
– Вот потому и целуй.
А сам уж мою шею сзади ручищей сжал, да так и давит, к князю, стало быть, наклонить хочет. Уперлась я, глазами сверкнула, а воевода рубашку на груди рванул и гаркнул:
– Потом хоть в пепел, а сейчас целуй, зараза этакая!
Тут я и осерчала.
– Да на! – рявкнула и чуть не с размаху князя в губы чмокнула.
Стоим мы с Никушей и смотрим, значит, что дальше будет. Даже дышать, как забыли. Стоим и ждем, а князь не шевелится. Я к воеводе обернулась, руками развела, мол, ну и что?
– Лучше уж в книги гля… – начала я, да тут рядом со мной всей грудью и вздохнули.
– Батюшка, – застонал воевода, да так на колени и бухнулся.
Повернула я голову, а на меня князь смотрит. Глаза синие, ясные, а на щеках румянец появился. И уста уж не серые. Глядит он на меня и говорит чуть хрипло:
– Здравствуй, кудесница.
– И ты будь здоров, князь Велеслав, – отвечаю.
После одежку одернула и к дверям направилась.
– Куда ж ты, Лесовика Берендеевна? – опомнился воевода, а я отвечаю:
– Раз уж князь жив-здоров, то и мне тут делать больше нечего. Соленья с вареньями пусть прислужники забирают, не для того сюда гостинцы везла, чтобы назад возвернуть. И травки оставлю. А там и домой поеду, дел полон лес, а я тут по хоромам княжеских шастаю.
– Так останься на пир честной.
– У вас, вон, от невест деваться некуда, затопчут еще на радостях. Домой я поеду.