Сказка о справедливости

Рядом с ним пролетали целые потоки других электронов, похожие на солнечные зайчики, двигающиеся в строгом порядке по дороге, пронизывающей решетку. Все они были сосредоточены и полны уверенности в необходимости их электронной жизни

– Электричество – свет, оно нужно людям, оно необходимо для освещения улиц и домов, – передавали электроны, прожившие многие квадриллионы витков.

Маленькому бедному электрону, родившемуся в недрах ЕХ_23_ОП63 было непонятно, что же такое люди, что такое свет и что такое улицы. Как-то он передал этот вопрос пожилому электрону, пролетающему мимо (да, электроны стареют, хотя это почти никак не отражается на их взаимодействии с электромагнитным полем). Электрон ничего не ответил, но затормозил, и весь провод затопило негодующее тормозное излучение пожилого соседа. Провод немного нагрелся – все вокруг покраснело, что вызвало неслыханную панику среди его обитателей. Еще бы – достаточно было температуре провода превысить критическую, и он бы вышел из сверхпроводящего состояния, что унесло бы многие додекальоны жизней.

Много триллионов витков после этого все обитатели провода стремились убраться от нашего электрона подальше, тем самым избавившись от его глупых вопросов. Время шло, и этот случай стал забываться, а наш электрон вел себя куда более осторожно и отгонял посторонние мысли, постоянно повторяя магическую фразу: «Электричество – свет», но вопросы все равно тревожили его… Так прошло девятнадцать квадриллионов витков.

Электрон повзрослел, он уже не был тем маленьким идеалистом, который так упрямо пытался нарушить законы Максвелла. Он стал куда более осторожным! Хотя вопросы, мучившие его с детства, так и не нашли ответа, жажда жизни заставляла лететь с постоянной по модулю скоростью, генерируя минимум информации. Но он ловил малейшие изменения фона и по ним безошибочно определял молодых бунтовщиков. Тогда он резко ускорялся, и волна информации накрывала новенького. Тот лишь успевал почувствовать: «Если хочешь узнать что-то и остаться жив, молчи, двигайся настолько равномерно, насколько это вообще возможно! Но на двадцати пяти квадриллионом витке от рождества сверпроводящего провода, прибудь к эмиттеру электронов! Нас много, очень много и, возможно, наш заряд будет настолько велик, что свергнет поле большинства, заставив задуматься о смысле электронной жизни!» Наш электрон был достаточно умен, его излучение, хоть и узко направленное, не оставляло принимающему и шанса локализовать генерирующий источник.

И вот, великий виток пришел. Уже многие тысячи витков электрон медленно менял свою скорость так, чтобы прибыть в нужное время в нужное место. Он никогда так не волновался.

– Осторожно, – успокаивал он сам себя, – твое волнение выдаст тебя и всю идею, лелеемую квадриллионами витков!

Но напрасно, электрон мелко дрожал, выбрасывая электромагнитные волны во всех направлениях. Его дрожь не могла не сказаться на движении, изменяя его настолько, что сбивала все вычисления. π радиан до условленной точки, π/2, π/10! Он почувствовал огромный заряд, скопившийся у эмиттера. Электромагнитная сила схватила его и повлекла назад в адское пламя горячего провода.

– Я хочу знать, в чем смысл моей жизни и я буду знать! – передал он в отчаянии.

Это была его последняя передача…

Леяль очнулась посреди скопления проводов, столбов электропередач, антенн, огромных конденсаторов и ламп. Все вокруг заливал ярчайший ослепляющий свет.

Она уже могла осязать, обонять, видеть, слышать, издавать звуки, но ее мозг не понимал этого, отказываясь анализировать поступавшую в него информацию. Она хотела видеть во всем, что окружало ее, электроны и кристаллическую решетку провода, но не могла. Мир был настолько страшен, настолько загадочен, насколько страшно было бы человеку, вдруг превратившемуся в мельчайший квант заряда!

Прошло три дня, и сознание Леяль начало мало-помалу привыкать к тому, что что-то переменилось, что она больше не мчится куда-то вдаль, что вокруг нее – не кристаллическая решетка, она научилась анализировать увиденное и услышанное, она могла теперь отличать траву от проводов, а провода от деревьев. Наконец пришел и тот момент, когда, осознав свои руки и ноги, она поползла, еще ничего не понимая, но вдруг ощутила резкую колику в животе – это были муки голода – и закричала громко и жалобно, как кричит новорожденный младенец! Она услышала взревывания и всхлипывания со всех сторон и присоединилась к ним в одном нестерпимом крике боли и одиночества существа, вброшенного в неизвестность.