Малфой оставил на её губах ещё один быстрый поцелуй, выдохнул и отступил. Со стороны казалось, будто он совершает над собой насилие.
— Пей сыворотку. Ты должна спать, — секунда, и его слова уже звучат как приказы.
За это Гермиона была ему благодарна, потому что в ней проснулось знакомое желание задушить его за командование.
— Пожалуйста, Драко, — она выделила первое слово, напоминая о своей просьбе.
Пожалуйста, будь осторожен. Останься живым. Иначе я не представляю, как жить потом дальше.
Он уловил её взгляд и направился в сторону, но затем обернулся, будто что-то обдумывая.
— Грейнджер, чем закончилась та сказка? — спросил Драко. — Где Герда бежала за Каем?
Она на мгновение зависла, вспоминая, о чём идет речь, а затем выдохнула, едва заметно улыбнувшись.
— И жили они долго и счастливо, я полагаю.
— Ну, конечно, — язвительно произнёс Драко, криво ухмыляясь.
Лёгкий хлопок, и он растворился в воздухе. Гермиона закрыла глаза, прислоняясь щекой к стене и думая о том, что этот жест уже можно считать традицией. Кожу покалывало, и она почти физически могла ощущать, как те самые бабочки размахивают крыльями, разлетаясь по каждой из её вен, доходя до обоих сердечных клапанов.
Гермиона прекрасно понимала, что впереди их ждёт ад, усеянный жизнями, и им только не хватало сделать это всё ещё тяжелее. Они находились в начале пути, а уже было больно, словно идёшь по горячим углям, постоянно нарываясь на новые и новые способы вырвать себе душу.
Война неминуема, и она будет жестокой. Драко умел быть жестоким, непостоянным, он умел делать ей больнее всех. И, наверное, верным решением было бы понять, что ей не нужно этой душевной резни. Но Гермиона слишком хорошо знала, что Драко являлся одним из тех, кого любить — всё равно, что гореть заживо. И всё равно любить.