Сказка о том, как Иван женился...

Сейчас в ее мире не было ничего, кроме стрелы и далекой цели. Боясь сорвать момент выстрела, Феликс замер и ждал. Раздался свист. Стрела ушла вперёд, и только погасшее пятно явилось свидетельством ее победы. Затем от далекой пронзённой мишени пришел стон. Мучительный стон, распространившийся по всей черноте тоннеля, моментально ставшего жуткой клоакой мглы.

Он окрикнул девушку и увидел огромные глаза, в которых жила только боль. Голова закружилась, и Феликс потерял сознание.

***

— От, змеиное отродье, — резюмировал Андрей Дмитриевич. Он кряхтя вставал с камня. — Это ж надо - ринуться вперед, не разбирая дороги. Вот же козел пиндосский. И куда его-то?

— Здесь два пути, дядя Андрей. Я его впихнул в правый. В Индии, думаю, приземлится...

— Ладно, лишь бы наши дома. Давайте двигать отсюда, пока ещё какой красавец не нарисовался... жди вот теперь, когда позвонят.

Мужчины ещё постояли, повздыхали и, развернувшись, пошли к машине. Отпуск заканчивался.

***

Они не видели, как из каменных глаз двойного постамента на песок тихо скатилась живая девичья слеза....

Глава 30

Тетю Хаву и тетю Сару ещё в детстве, как и крошечную Ирен, вывезли из социалистического ада в светлое созидательное будущее — в Эрец Исраэль. Переполненные национальным энтузиазмом девочки дружно маршировали в скаутах, сильно потея под ярким светом «могендовид», а вечерами пытались перевести на новый и сложно усвояемый иврит песенки « ... и тот кто с песней по жизни шагает...».

Всей многочисленной роднёй они поселились где то на задворках Кирона и отроческие годы пролетели быстро среди таких же репатриантов.

Родителям , которых с гораздо большим трудом и меньшим энтузиазмом привлекало новое строительство передовой ячейки уже не коммунистического, а сионистического будущего, время казалось опалившейся от жары надеждой на материальные блага щедро рассыпанные манной небесной (правда,видимо, не перед ними) на выжженной солнцем обетованной земле. Чтобы не лишить детей хоть какого то светлого будущего они с энтузиазмом созидали из пустоты конфету, часто поминая добрым словом Моисея, который таскал за собой неприкаянный народ сорок лет, да так и не довёл его до Турции, или хотя бы Ливана с его горнолыжным курортом и кедровыми рощами.

Девочки несмотря на малую кошерность семьи и отмечаемую в пейсах Пасху выросли патриотками и с этим глубоким чувством, прочно осевшем в сердце отправились в армию защищать, утрамбованную ещё при пророке сорокалетним утаптыванием дорог, страну. Ведь всем известно, что настоящая израильтянка с детства мечтает служить в армии и что Моссад лучшая в мире разведка...

В результате тетя Сара стала кацин бриют нэфэш, точнее офицером психического здоровья в армии. Тетя Хава, быстрее всех в семье разобравшаяся в хитросплетениях экономически выгодного иврита, напрочь лишенного гласных, со временем возглавила хедер.

А Ирен, особо не подававшая надежд, успешно выскочила замуж за немца и забыв иврит, как и до этого русский, бойко щебетала на мало уважаемом у истинных евреев языке.

В память о старых пальмах давших приют прожаренному в Египте народу, ближе к середине октября, когда свежий ветер Средиземноморья начинал приносить облегчение слабо прикрытым кипами макушкам, еврейские семьи собирались на праздник.

Ирочка и дети входили в состав семьи. С ними (правда не каждый год) являлся и «шейнгиц», но он, учитывая наследственную флегматичность тихо ел и пил за общим столом, не привлекая внимания к своей не желательной персоне.

В этом году отпочковавшаяся от обетованной земли поросль сообщила, что может явиться навестить семью после непродолжительного отдыха в Фетхие, в конце августа. «Зажрались», — подумала родня и с радостью раскрыла для них свои объятия.

***

Солнце уже наполовину заползло в море, когда приземлился самолёт с гостями. Выкинутые суровым таможенным контролем на улицу неприкаянные граждане Евросоюза тихо ждали мать, навещавшую перед долгожданной встречей с родней уборную. Наблюдающие за прибывшими таксисты опытными взглядами Остапа-Сулейман-Берта-Мария-Бендер-Бей прощупывали зелёные немецкие души. Граждане обетованной земли своевременно прошедшие курс молодого сиониста ещё во времена проживания под Гомелем без труда вычисляли простаков. Хенрик было сунувшийся к машине был строго поставлен на место короткой фразой: «Шабат - шесть цен!». После чего сконфузившись велел детям ждать жену, дабы не участвовать в дальнейших разборках. Очередь таксистов также ожидала развязку, тени надвигались, приближался пятничный закат, волшебное «шесть цен» постепенно мигрировало у разгоряченных видом немцев любителей молитв, в «восемь», «десять».... «двенадцать». И тут появилась она.

Две недели общения с Натали возродили в ее душе наследственную память родного Киевского роддома и оглядев толпу из белых чистеньких авто она провозгласила:

— Ищите желтые. На арабах поедем!

Марк дотронулся до рукава Катрин и заговорщицким шёпотом, слышным у побережья, констатировал:

— А раньше бы была «мелаха»! Русский прокурор это серьезно. Наша то и тетю Хаву научит гоев любить.