Дима спал. Немного удивлённо посмотрев на его лицо, кажущееся в свете попавшей в комнату круглой яркой луны измождённым, женщина поторопилась выйти, чтобы не разбудить всегда спавшего чутко «ребёнка». Но услышав тихий стон, вернулась и замерла.
Присмотрелась повнимательней, и….
Наташу поразил его невероятно больной вид. Неумело зачёсанные назад волосы слиплись, открывая в полутёмном помещении совершенно белый, точно из слоновой кости, замечательной красоты лоб и невероятные глаза. Тонкая, смешно торчащая из-под одеяла шея делала его хрупким и юным, совсем мальчиком. Ей почему-то пришло в голову, что он умирает, и женщина, коснувшись рукой бледного лба, замерла.
Дима пылал. Наталья Николаевна охнула и, включив свет, позвала бурчащего прокурора. Затем загремели на кухне пузырьки… вернувшись к лежащему без чувств раскрытому телу, мать кроме изнурённого вида с ужасом обнаружила еще и крайнюю степень истощения!
— Алиментарная дистрофия... — сообщил пространству стремительно трезвеющий отец.
— За сутки? Нет. Это эндокринология. Дима, Димочка ты слышишь меня?
— Скорую?
— Угу, чтоб к бомжам в отстойник отвезли. Подожди, надо подумать, кого просить. Сейчас я ему анальгин с димедролом сделаю и решим. Ты уверен, что инопланетян умеют правильно лечить в наших больницах?
Слышавший всё до последнего слова Агей решил, что Москва очень интересный город...
***
...Киборг, медленно спускавшийся по узкой горной тропе, едва держался на ногах: пальцы, давно сведённые приказом, были готовы разжать оружие; голова склонилась вниз. Он очень ослаб. Временами сознание надолго покидало его, и только сильные толчки в спину, заставлявшие процессор вертикализировать полумертвую оболочку тела, иногда пробуждали мозг… и киборг начинал видеть перед собой красную строку уходящих в безвестность процентов оставшейся жизнедеятельности.
Повстанцев не хотел прятать никто. Даже отшельники-пастухи сообщили, что не потерпят больше беглых заключённых на своей территории.
Перепрошитый тюремный охранник, ненавидимый всеми, покорно нёс оружие и вещи, не получая взамен ни еды, ни воды. Временами его сознание, рвущееся из тисков процессора, выдавало удивительные, совсем не свойственные искусственному интеллекту мысли: когда он упадёт в эту пропасть, то сколько часов он будет там корчиться со сломанным позвоночником, прежде чем жизнедеятельность совсем прекратится? А если их найдут дроны с базы, то приказ «Умри!» намного предпочтительнее?
Но несущий беглецам спасение корабль с некоторой вероятностью может успеть, и тогда конец киборга будет значительно медленнее и мучительнее.
Он хотел быть. Он не хотел жить. Он вынужден был существовать. Пожалуй, тогда, триста лет назад, в том, ином, мире, его мозг самостоятельно захотел!
…Просто быть… быть и дышать не стиснутой имплантами грудной клеткой!
Не потому ли киборг кружил, заметая следы, пряча беглецов под арочными сводами горных троп, невероятным своим усилием как-то вывел к посадочному модулю и был взят с собой…
Но теперь, после услышанного крика друга-хозяина «Убью!», что-то окончательно сломалось в его старом процессоре и надломилось в душе.
Киборг Дима хотел умереть.
Человек Дима не хотел больше жить.
Мальчик Дима боялся смерти...
***
— Заинька, давай, попей! Вот, умница моя, открывай глазки! Димочка! Дима... ну ещё глоточек, молодец!
— Мам, смотри, очнулся! Димон, ты эт, давай, живи уже!
— Как ты нас напугал, скелетина ходячая!
Киборг умер. Не было красной строки в голове.
Не было…
Не было?!
Сгоревший старый процессор молчал. Дима открыл глаза и сказал, с трудом разлепив сухие губы:
— Мамочка...
Наташа вздрогнула, всхлипнув, погладила его по непослушным вихрам и тихо сказала:
— Всё хорошо, детка, маленький мой сынок...
Глава 38
Дружелюбно улыбнувшись во все девятнадцать собственных (и тринадцать имплантированных сразу после ухода со службы), верой и правдой жующих третий год мясо зубов, Брикс со вздохом сделал глоток свежепоставленного на столик пива и небрежно поинтересовался:
— Может быть, наберёте ваших юных друзей? Что-то мой знакомый вне зоны доступа сети. Хотелось бы по домам, а мы всё ждём и ждём.
Сидящий напротив профессор, уже давно ерзавший на стуле, дважды вытер о штаны потные руки и набрал номер.
«Абонент вне зоны действия сети…» — услышали оба.
Сидевшим (точнее, качавшимся на стульях) за соседним столиком подросткам диалог тоже надоел. Они встали. Девушка, подойдя к отцу, с вызовом посмотрела на агента и по-немецки, гортанно коверкая слова, сообщила:
— Мама домой едет, нам бы тоже на последний автобус успеть. Ты этого чувака-то отшей...
Немец встал и, расплатившись, семья молча покинула территорию дружелюбного кафе. На прощание мальчишка показал агенту длинный розовый язык и скорчил рожу.
Юнцы…
Дживс хмыкнул и пошёл следом, прикинув, что успевает взять машину, припаркованную у самого края стоянки, и вернуться к автовокзалу до отъезда сомнительной компании. Предстоящая ему полуторачасовая дорога давала возможность всё обдумать и выбрать первоначальную стратегию. В любом случае, Рихтенгтенов он не упустит.
***