Орленок не знал, что этот странный Крылан — был ранен, и всегда был в своих сражениях, и ему всегда было страшно сделать шаг. Крылану хотелось, чтобы его пригрели и вылечили, он — не умел летать вовсе, на самом деле — у него ненастоящий хвост, а всего лишь регулировка, которая не дает ему упасть с низкого полета, а высоко он не умел и боялся. Он скрыл этот хвост от Орленка. Орленок обиделся, ведь хвост — это не беда, главное — какой ты и кто ты сам. А еще Крылан очень боялся, что Орленок улетит от него, когда узнает, что он — самая обычная птица или не птица. «Но я тоже птица, обычная, ну другая, и что с того?!» — удивленно обижался Орленок. Крылан не знал, как сказать Орленку о своих чувствах к нему, потому что «прекрасные птицы не выбирают себе в пару странных существ». А ведь и правда, он был странный: перья растрепаны, тело не совсем похоже на птичье, а какое — это мог догадываться лишь сам Крылан и то не всегда, пение распугивало иногда и других птиц, надувался, когда хотел привлечь чье-то внимание, и вел странные «брачные танцы», когда сильно нервничал. Он часто хотел прыгнуть с ветки, когда Орленок грозно бросался ввысь от него: ведь было за что — не зная себя, пытаться влезать куда-то и подставлять гнездо в пещерке и самого Орленка, которому он дал обещание быть лучшим «странным существом», каким он может быть. Орленок не мог терпеть эту боль. Но желал всегда добра этому странному существу… Он развил за это время небывалую силу, которой пока боялся, и наконец в чертогах глубины своей души он услышал своего Духа — большого и пушистого зверя. Однажды Орленок спросил своего Духа: «Скажи мне, каждый раз, когда он делает плохо, у меня почему-то пропадает моя орлиная стать — я превращаюсь в затюканную курицу, а когда ему хорошо — я расправляю крылья и хочу парить, а когда ему делается плохо и нужна моя помощь — из меня рвется лев, похожий на тебя и который наверно, страшней, чем орел — моя настоящая сущность? Но иногда, когда он делает мне плохо, из меня и рвется этот лев — чтобы не казаться курицей, которую склюют… Почему так происходит, что это?» Дух ответил: «Орленок, ты полюбил это странное существо: только сражаясь, как лев, ты готов его защитить, и ты радуешься за него, когда паришь, и кажется, что тебя ударили, как курицу топором, когда он причиняет тебе боль. Ты чувствуешь его… И я рад тому, что ты наконец смог оправиться и выдержать все, что послала тебе Судьба». «Правда? — обрадовался Орленок. — Но во мне оказывается столько животных живет! Я не знал, что во мне живет и лев, я готов на многое, чтобы помочь этой странной птице. Разве такое возможно, чтобы в птице жил зверь?» — «Возможно, или невозможно…. Ты задумываешься, может ли птица полюбить зверя?» — «Я не говорил этого! — воскликнул ему Орленок. — Ведь птицы могут быть только с птицами, а звери со зверями!.. Ведь не может от крота и голубя родится что-то! Это ведь смешно и странно! И не может быть такого…»— вслух рассуждал Орленок.
«А разве крот посягает на Царя Птиц? Ты правильно отметил — он выберет себе голубя, такого же, как он сам, только без перьев, как он…»-«Конечно же, можно и выбрать себе такого же» — завертелся Орленок. … Орленок задумался и спросил Духа: «А почему во мне проснулся лев, если до этого во мне если и просыпалось что-то, то это была либо курица-клушка, то недалекий гусь?»-«Думаю, ты уже знаешь ответ на этот вопрос. И мне кажется, тебе он по сердцу придется, твой ответ» … «Но захочет ли этот зверь или птица теперь быть со мной? Они тоже гордые…И вдруг Крылан больше не захочет быть со мной после моих попыток заставить его полететь? Он, наверное, расстроиться и не захочет заново со мной общаться… и, наверное, он не любит меня…»— подумал Орленок и, сказав Духу: «Спасибо», полетел думать к себе в свое гнездо. Дух хищника-зверя с тех пор жил в мире с его волей и силой, с которой он потом отправится в новый долгий путь, и поэтому он вел его за собой, но уже не было надобности его слышать: когда душа в согласии с силой, то нет причин терзаться сомнениями.
А этот странный Крылан, поняв, кто он такой в один прекрасный день и не сказав ничего Орленку, тем самым причинив ему боль, убежал к себе в пещерку. В надежде, что хоть что-то измениться между ним и Орленком в добрую сторону — ему тоже, по словам его, было страшно, ведь он обидел добрую птицу, которая может, единственная, не причиняла ему боль и старалась научить тому, что умела сама. Он, как говорил Орленку, не знал, почему у него всегда был такой странный хвост, отчего приделал регулировку, чтобы не видеть этого странного хвоста. Крылан забился в пещерку, плакал. Ему было стыдно, что обидел дорогого ему Орленка — он боялся этого сказать. Ведь хвост и регулировка — как напоминание о том, как однажды впервые было разбито сердце. Крылан забился в пещерку и думал, как поступить. Орленок боялся какое-то время залезть в пещерку к нему.