Девушка, сперва взявшая инициативу в свои руки, умудрялась быть одновременно дикой и необузданной, словно тигрица, и ласковой и нежной, как домашняя кошечка. Вероятно, не забывала, что с нею рядом находится «раненый».
Но это только поначалу, пока Градову не надоела роль хрупкой фарфоровой вазы, с которой бережно сдувают мельчайшие пылинки. Он живо убедил Бахор, что «антиквариат» — это не о нем сказано.
Несколько движений шиваната (из разряда
Когда они наконец насытились друг другом, девушка удивила его еще раз. На этот раз неприятно. Оказывается, она курила.
Сам Роман табаком не баловался. Попробовал как-то в детстве, еще в четвертом классе. Не понравилось. А потом начались тренировки, и зелье стало вовсе под запретом. Это притом, что Спитамен-ака дымил, как паровоз. Но, как известно, что позволено Юпитеру, не позволено быку.
— Не одобряешь? — заметила она его недовольство. — Понятно. А что прикажешь делать, когда нервы сдают и хочется волком выть от тоски и одиночества?
— Все так плохо? — заглянул ей в глаза Градов.
— А ты думал, сладко все время жить под колпаком? Вроде бы и свободна, а шагу ступить нельзя.
Выпустила кольцо дыма.
Славно, однако, у нее это получается, не мог не отдать должное сноровке подруги парень.
— Даже представить не могу, что теперь будет, — призналась Бахор.
— Жалеешь?
— Что ты, — она ласково коснулась губами его виска. — Может, я все эти годы только об этом и мечтала… Но он не простит, если узнает…
— Твой бывший?
— Ага. А он точно узнает. Мне показалось, что всю дорогу от школы за нами кто-то ехал следом.
Журналист ей не сказал, чтоб лишний раз не тревожить, но «хвост» он вычислил сразу. Думал, что это его пасут, а оказывается, дело не в нем.
— И кто твой благоверный? Из местных авторитетов?
— Мирза…
Вот это финт ушами. Питерец даже не удержался и присвистнул.
— Он мне ничего не говорил о том, что был женат. Да еще и…
— А кто я для него? Так, пустяк. Попытка самоутвердиться, потешить уязвленное самолюбие.
— Не понял, — признался журналист.
— Эх, Ромка, — погладила она его по голове. — Ты всегда был таким наивным. Да Мирза же тебе с самого детства завидовал. Тому, что не он тебя, а ты его спас тогда на реке. Что именно ты, русский, стал любимым учеником Спитамена-ака. Что тебя, а не его, сына секретаря райкома, завидного жениха я полюбила…
— Зачем же ты пошла за него? Могла бы послать подальше со всеми его комплексами.
— Не могла. Он нам сильно помог, когда мама… заболела. У нее был рак. Рахимовы достали лекарства, обеспечили уход. Мирза же оплатил и мою учебу в медицинском. У нас это теперь дорогое удовольствие.
— Да и у нас тоже. А почему вы расстались? Если он такой… собственник, то как мог отпустить?
— Из-за детей. Мы прожили почти три года, а их все не было. А Улугбек Каримович хотел внуков. Он-то, собственно, и настоял на официальном разводе, чтобы Мирза мог еще раз жениться. У них, — она кивнула куда-то в сторону, — внешне все должно выглядеть благопристойно. Кутак!
Грязное ругательство из нежных уст показалось чем-то чужеродным, неестественным.
— Как же, святоши хреновы! Занимаются всем, на чем только можно сделать деньги! Наркота, работорговля, оружие. Вся местная милиция у них в руках!
— А насчет фальшивых денег ты ничего не слышала? — закинул удочку Роман.
— Да вроде с месяц назад Темир о чем-то таком обмолвился. С кем-то чего-то не поделили. Но ты в их дела не суйся, слышишь?!
Она сорвалась на крик. Девушку всю трясло, словно в лихорадке.
Градов притянул ее к себе, обнял покрепче, но Бахор никак не могла успокоиться.
— Не лезь, Ромка! Они тебя не пощадят! Это страшные люди, уж я-то знаю. Насмотрелась за три года. Да и потом не стала свободной, будто их собственность. А я ничья, я сама себе хозяйка. Мерин! — крикнула в потолок. — Никогда не будет у него собственных детей! Это он, а не я, бесплоден! Уж мне-то лучше знать!
И вдруг громко разрыдалась.
— Тише, тише! — гладил ее по спине журналист, пробегая ловкими пальцами по нервным окончаниям.
Всхлипы становились все слабее и слабее, пока, наконец, не перешли в мерное посапывание.
Журналист еще долгое время лежал без сна, обдумывая сложившуюся ситуацию, однако под утро и его таки сморило.
Проснувшись, он не застал хозяйку дома. Та уже ушла, успев сготовить легкий завтрак и оставив для него записку:
«Ромчик! Не забивай себе голову всякими глупостями. Все было чудесно. Ни о чем не жалею. Будешь уходить — захлопни дверь. Люблю, целую. Твоя (надеюсь на это) Бахор».
Парень улыбнулся и пошел принимать душ, но тут разухабистой петушиной трелью разразился домофон. И кто только додумался поставить столь мерзкий сигнал? Не иначе, Мирза.
Подойдя к двери, Градов посмотрел в глазок.
На лестничной площадке, переминаясь с ноги на ногу, стояла девочка-узбечка лет тринадцати.
— Тебе чего?