Сказка про хитрого царя и простого Ивана

А генерал сабелькой помахивает и такую речь говорит солдатикам:

— За царя-батюшку по опасному и вредному народу огонь!

А солдатики генералу:

— Ура! За царя-батюшку!

Защёлкали выстрелы, в народе столпотворение случилось. Кто-то упал, а кто-то остановился тому помочь, кто лежит, а сзади ещё больше народ подпирает, несёт людей, как лед по реке, вперёд, нельзя в толпе остановиться — задние затопчут. Так и случилось, тех, кто хотел упавших поднять, сзади волной людской растоптало. Крик в толпе тут, плач, младенцы воют, старухи крестятся. Хотел бы народ убежать, да никак, сзади прут и прут, так что — только вперёд.

А генерал — снова с речью к солдатикам:

— За царя-батюшку по опасному и вредному народу огонь!

Солдатики прицелились по лютому народу, а один что-то стоит, не целится. Он в толпе мамку свою разглядел, которая младшего братца солдатика привела к царю на пир.

Опустил солдатик ружье да кричит:

— Мамка! Отойди от народа, чтобы случайно пуля в тебя не попала. Мы царя от народа спасаем, а ты как туда попала?

Мамка услыхала солдатика и как закричит:

— Я, — кричит, — и есть народ! Никуда я не отойду! А тебе ещё загривок намылю и уши надеру, как только домой воротишься. Ишь чего выдумал! По людям стрелять!

Опустил солдатик голову, стало ему стыдно, он же не знал до этого, что народ — это его родные и люди, которые его с детства знают.

А в народе внизу столпотворение хуже прежнего. Первые до дверей царского дворца дошли. А дальше — никак, замкнул царь двери на засовы. И рады бы люди от дворца отойти, да только толпа сзади напирает, не вывернуться никак. Уже самых первых так сильно прижали, что раздавили. Крик и стоны всё громче.

А солдатики ружьями щёлкают, генерал кричит. Выстрелы сверкают, генерал орденами поблёскивает, люди внизу воют.

Чувствует царь, что дело неладно, что генерал совсем не помогает, а только хуже делает. Да и бояре пуще прежнего напугались: народ-то прёт, не останавливаясь, не помогают генеральские солдатики, а, наоборот, того хуже, ружья опустили, родню в толпе приметив.

Тут сестра царская хитрющая, которая вредить любила, и говорит:

— Не пойдёт так дело, ты, царь, мне доверься, народ глупый, я его сейчас обхитрю. Только ты мне за то полцарства свои отдашь, я править буду сама, никого не слушая.

— А как же ты объяснишь, что столько людей убили мы? Ведь не простит нам народ такое злодейство!

— Не волнуйся, я так всё хитро выверну, что народ мне ещё спасибо скажет. А ты по моему сигналу дверь открывай и на столы вели яства расставлять, ничего не поделаешь, придётся с неумытой чернью разок за столом посидеть.

Бояре заморщились, зафукали. А делать нечего, разок можно и потерпеть, согласились.

Сестра тогда нарядно оделась и на балкон к народу вышла. Народ и замер, что за диво, баба вместо царя.

А сестра с балкона с речью к народу:

— Дорогие наши братья и сёстры, — говорит, слеза по бороде течет, глаза добрые такие, — Сейчас в толпе были страшные враги наши, поэтому мы их всех победили и весь мир от них спасли. По этому случаю — сейчас пир. А день этот сделаем праздником, чтобы враги впредь знали, что на нас нападать нельзя, потому что мы против супостатов можем объединиться, назовём день этот Днем единого порыва!

Народ закричал, запел, на колени тут же бухнулся:

— Слава царю!

А сестра царю рукой машет, мол, двери открывай. И открыли. И хлынула людская река в царские палаты да прямёхонько за стол.

А сестра царю шепчет:

— Ты народ не корми, только зелена вина им побольше лей, они напьются да заснут крепко, а проснутся — и ничего не вспомнят, что было.

Сказано — сделано.

Сидит царь во главе стола, а сам смотрит на людей. И видит: все пьют, а один не пьёт, все едят, а один не ест.

Царь тогда к нему:

— Добрый молодец, проси, чего хочешь, а помоги мне только Василису Премудрую отыскать, чтобы дочек грамоте обучила?

А молодец посмотрел тогда на царя грустно так, но не ответил ничего, а бросился вон из дворца бежать. Как только за двери выбежал, так сразу обернулся вокруг себя трижды и стал оленем. Тут царь не растерялся, а сделал, как старичок старенький учил: сел на гнедую кобылку, которая конюха в пропасть сронила, и за оленем кинулся. День целый ехал почти, стал олень уставать, а кобылка гнедая все так же быстро бежит. Тогда встал олень, обернулся вокруг себя трижды и стал зайцем. И тут царь не растерялся, раскрутил петлю конюшую и зайца зацепил. Трепыхался заяц в силках, бился, а когда понял, что не вырваться ему, оборотился вокруг себя трижды и стал птицей большой, а птицы ввысь взлетела. Царь тогда водицы поставил на поляне из той речки, в которой конюх захлебнулся, а сам за дерево спрятался. Вот птица спустилась к воде и пить стала. Тут уж царь за крыло ее схватил одной рукой, а в другую горсть порошка из мешочка золотом шитого набрал, да дунул пылью этой на птицу.

Птица тут же добрым молодцем обернулась. Царь к ней с просьбой во второй раз:

— Проси, чего хочешь, а помоги мне только Василису Премудрую отыскать, чтобы дочек грамоте обучила?

— Слаб я, — молодец отвечает. — Дай отдохнуть.