Сказка про мышку Мидори, что живет на мельнице, и эльфов, которые делают всё, что им вздумается

Вечерело, и игры ветра наполнялись какой-то трогательной неловкостью. Небо было серое и влажное, и в мягкие его прожилки еще светило розоватое солнце. Мидори шла не спеша, не пропуская и не обходя ни одного оврага, она то опускалась чуть ниже – так, что ее башмачки почти наполовину утопали во мшистой грязи – то вновь взбиралась наверх, чтобы продолжить путь по траве. Дорога была приятной. До мельницы оставалось еще с сотню шагов, когда Мидори решила сделать привал. Выбравшись из очередного оврага, она чуть завернула влево и, пройдя еще немного, вышла на небольшую поляну, окаймленную карликовыми елями. Усевшись под одной из них, Мидори достала из корзинки медовую булочку и бутыль с молоком, после чего, закинув лапку на лапку и ничуть не спеша (хотя до захода и оставалось всего-то около получаса), перекусила, иногда останавливаясь, прикрывая глаза и слегка подергивая усиками от удовольствия.

Когда с полдником было покончено, Мидори поднялась с земли, отряхнула подол и хотела было продолжить путь, как вдруг обнаружила, что прямо около ее корзинки суетится с десяток крошечных – не больше ее наперстка – эльфят, разодетых в прекрасные сверкающие платья и увенчанные крошечными цветочными коронами. Тут уж, надо признаться, Мидори стало немного не по себе – ведь любая мышь с детства знает, что эльфы – существа хитрые и загадочные, связываться с какими ни одной мыши нет ни надобности, ни удовольствия, а уж если и угодит ввязаться в передрягу с ними, то лучше улепетывать со всех лап, а-то позора уж точно не оберешься. Однако Мидори никогда не верила в старые россказни о коварстве и любви к злым проказам эльфов, куда охотнее она соглашалась с тем, что будь ты хоть мышью, хоть эльфом – доброе сердце и крепкий ум никогда не будут лишним. И тем не менее, она все же немного попятилась, подобрав подол, и, достаточно строго встряхнув ушками, сказала:

–Ой ты, нечистая сила, и что же это вас сюда принесло? Небось на крендельки да булочки позарились, покою от вас нет никого, – и тут, уже окончательно осмелев, Мидори скоро огладила передник и, насупившись, погрозила негодникам указательным пальцем, увенчанным небольшим, но весьма острым коготком.

Не сразу сообразив, что произошло и что пирушка их была уже раскрыта, а сами они пойманы с поличным, эльфята начали суетливо и беспорядочно верещать, при этом крутясь и то и дело налетая друг на друга, наконец, позвякивая и повизгивая, они разлетелись в разные стороны, попрятавшись кто среди хвои, кто, примкнув к самой траве, а кто и вовсе под корзиной, в спешке, видно, принятой за пенек. Мидори оставалось только развести лапками и покачать головой. Однако же, она вовсе не спешила уходить, а, напротив, направившись к корзинке, не подняла ее, а только открыла и, достав оттуда приличное количество медовых булочек и крошечных крендельков, какие они сегодня пекла весь день, аккуратно разложила их на траве, потом прищурилась, будто бы задумалась о чем-то очень важном, а затем извлекла из корзинки крошечное блюдечко (и не спрашивайте, как оно там оказалось – верите или нет, но в мышиной корзинке всегда полным-полно всякого разного добра, начиная от самой незначительной дамской шляпки, украшенной парой неувядающих цветов и заканчивая увесистым томиком рецептурной книги их прабабушки) и налила в него немного молока из бутыли. Затем, довольно потерев лапки, Мидори всё же оторвала корзинку от земли – при этом совершенно явственно можно было услышать легкий перезвон эльфийской ругани – и, напевая (потому как, хотя она и была отчасти озадачена такой встречей, но ничто не поднимало Мидори настроения лучше, чем хороший подарок, пусть он даже и предназначался несколько вороватым эльфам), Мидори вновь вернулась на дорогу, и, не прошло еще и получаса, как она уже была около мельницы, и, насвистывая, поднималась по лестнице, попутно нашаривая в карманчике бежевого передника ключ.

Солнце уже почти совсем опустилось, и теперь только крошечные пурпурные нити света, падающие на лес у самого горизонта, напоминали о том, каким ярким сияющим блеском оно пронзало небо весь день. Мидори расположилась у окна с книгой и чашкой крепкого травяного чая. Вытянув лапки к огню, она одновременно с упоением и печалью смотрела на увядающий день, будто весь налившийся и набухший краской и соком, он притаился в глубокой траве, чтобы уже через несколько десятков минут обратиться в крошечный ветерок и навсегда улететь из этих краев.