Сказка про наследство. Главы 1-9

– Не ты один. Много местных начальников. Они организованным набором вступали – вроде двадцатипятитысячников в Союзе – только те поехали колхозы организовывать, а наши на руководящие посты. Народ быдлом считают. Были мы хозяевами в советской стране, а стали крепостными у господ – бояр в собольих шубах. И у царя – батюшки…

– За подобные слова можно… Хотя слову-то сейчас – грош цена…

– Вспомнил! вспомнил! что про тебя, Цыбин, говорили: все как с гуся вода – или с лысого лучше обтекает…

– Я-то обтеку. Не барин. А ты скоро загремишь этапом…

– Не загремит. Правду не задушишь, не убьешь! Хорошие у нас ребята! Честные, активные. Горят желанием помочь народу. Уже нашлись интересанты. Приятели Сережки Колесникова – такие же члены, только не КПСС. Они собирают у себя перспективную молодежь, сколачивают Правый Блок. В Утылве есть ихняя ячейка.

– Я верю! верю, что подымется Россия с колен! Мы еще мир удивим! Мужики, так и будет.

– Лозунгами шпаришь. Ну, верь! нам не жалко. И на обломках самовластья – точнее, под обломками. Наше железо-то акционерное – тяжеленькое… Эти обманщики из Блока просто еще до власти не дорвались, а там забудут.

– Колесников вроде отошел от политики – не рвется больше. Перегорело… Вообще, пьет он. Как Килька Кулыйкин – только Килька не таясь… Гляди, погонят как Кильку…

– Не погонят. Килька-то по нынешним временам – никчемный человечишка, инженеришка. Холдингу не нужный и даже вредный. Холдингу целый завод здесь не нужен. А Колесников – власть. Или пусть видимость власти… Без завода можно, без власти никак.

– Нет правды на земле…

– Не горюй, Мирон Кондратич. Политика вызывает прилив желчи. Оставь. Лучше приходи обедать.

– На уху зовешь? Видел – Калерия Арвидовна рыбу чистила. Сам наловил?

– Нет, дед Мобутя. Не терплю я этих червяков в банках. И живую рыбу крючком протыкать… Уха жирная будет. С зеленым лучком.

– И под уху будет?

– Будет тебе… на орехи… На свежем воздухе сядем. Поговорим конкретно. Борис Сергеевич Васыр к обеду появится.

– Ясно. Когда совещание по текущим вопросам? Мы же успели обсудить.

– Вы галдели, а не обсуждали. Без толку. Через часок подтягивайтесь.

– Условившись о времени, тылки развернулись было от Щаповского забора. Их снова оглушил громкий голос Николая Рванова.

*****

Николай Рванов явно раздосадовался над эдаким отсутствием интереса к своему рассказу. Уже упоминалось, что был он человеком ровного, дружелюбного настроя и вдобавок изрядной степени самодовольства. Не как ложка дегтя в бочке меда (очень большая бочка), но и не наоборот – как перчинка, без которой получалось чересчур густое, однородное, безвкусное варево. Рванов всегда сохранял о себе хорошее мнение. Полезная черта. Скепсис, самокопание и, еще пуще, депрессняк с нашим богатырем никак не сочетались. Поэтому спивался одноклассник Рванова – Килька Кулыйкин, а Николай, особо не парясь, удерживался на солнечной стороне жизни – ценил простые истины, над сложными материями не размышлял. В итоге вполне доволен собой (даже счастлив?). Любил вкусно поесть, собраться с приятелями в гараже, выпить тоже не дурак, съездить порыбачить на Сутайку и Виждай. Весьма словоохотлив – попав в центр общего внимания, начинал лучиться, пузыриться. Тылки знали эту его павлинью черту и порой цепляли, но не сильно. У Николая не имелось заклятых недругов в Утылве – если возникали шероховатости, то изначально неосознанно – просто задел мимоходом и не заметил (обидно последнее). Его давний – не то, что враг, а скажем так – недолюбливатель – сосед Цыбин. Мелочный, вредный, активный пенсионер больше злился на Николая, когда тот не велся на его подначивания.

Сегодня Рванову очень хотелось повыступать и покрасоваться на публике. И повод для того великолепен. После дороги и кашкукских событий отправился не домой спать – пришел не к кому иному, а к Щапову. Чувства буквально распирали Николая. Он занял горделивую позицию на пригорке возле щаповского забора и нарочито эффектно разыграл свою сцену.

– Я знаю!..

Ну, ну, посмотрим, что он знает.

Рванов почти на голову высился над тылками. Говорил громко и раскатисто, жестикулировал – его большие пальцы сжимали какую-то бумажную трубочку. С подъемом повествовал о пережитых чувствах – не Петькиных, а своих. Грудь под рубашкой в красно-коричневую клетку вздымалась. Впрочем, тылки знали Кольку как облупленного. Это не умаляло факта, что прошедшая ночь была из ряду вон, и многим досталось. Например, для Николая мало ночной ездки из Кортубина, когда опасность подстерегала перед поворотом на Утылву – в цветущих кустах волчавника. Но оказалось, что нет – не там…

– Эй! Куда вы все? Только стояли, шумели, руками махали…

– Так это… Игнатич на уху зовет. До дому надо – и обратно. Ты чего хотел, Колян?

– Я уже забыл, чего хотел. Языком чесать вы здоровы. Теперь моя очередь. Должен я досказать!

– А ты разве не уже? Мы с твоих слов поняли, кто в гостиницу проник. Петька Глаз. Ему теперь отдуваться.