Сказка про наследство. Главы 10-15

Гости Агнии Николаевны, узнав о начавшихся репрессиях в Утылве, побежали спасать своих внуков, хозяйка осталась в квартире – коленки ей помешали. Про Машутку она подумала сразу, но даже ортодоксальной коммунистке Кулыйкиной слабо верилось, что четырнадцатилетнюю девчонку бросят в узилище (как выразился старый романтик Цыбин) – не те времена и не те нравы, да и каким бесчувственным истуканом надо быть! Уже лейтенант милиции Клим Жадобин точно не был. Агния сама себя успокаивала.

За размышлениями Кулыйкина упустила из виду старшую внучку. Нет, конечно, Тамара за столом к спиртному не прикасалась (слова Дюши больше, чтобы уколоть – за сыночка Костяню и картошку). Тамара, если усаживалась, то ненадолго и молча. Когда Цыбин известил про арест Юлика и его друзей, и в комнате поднялся шум, у Тамары в кармане тихо запиликал телефончик (подарок жениха Сереженьки). Прилетела СМС-ка, девушка украдкой прочитала и стала вся как на иголках. Она не могла убежать без промедления, но тут гости повалили толпой на выход, и Тамара схватила шанс незаметно улизнуть. Ее исчезновение вскоре обнаружилось бы, и условностями решено было пренебречь. Квартирная дверь захлопнулась за толпой, в комнате сидели лишь две женщины – красная, раздосадованная Агния и Дюша (как всегда себе на уме – Агния называла ее хитрой, но не умной). Зоркая Дюша проследила поспешное Тамарино бегство, хотя не вмешалась – предпочитала быть в курсе, а не в гуще событий. Хитрая лисица!

Агния в растерянности смотрела на пустые стулья и пустые бутылки. Дюша с коротким вдохом предложила.

– Давайте помогу, что ли…

– Тем временем Тамара, выскочив из подъезда, избрала не ту сторону, куда зашагали пылавшие гневом старики. Цель же Тамары – городская мэрия. Сейчас самое тихое, забытое место в Утылве.

Девушка шла так быстро, что запыхалась. Бисеринки пота высыпали на кожу, защипали. Высокая грудь бурно вздымалась. Тамара покинула дом, как была – в простом платье (уже острили здесь – в ситцевом затрапезе). Головку сегодня не венчала парадная прическа – башня из накрученных локонов. Распущенные волосы развивались по ветру. Стройные ножки не на каблуках, а в низких шлепках. Лицо красиво и без макияжа – свежее, словно умытое росой. Ресницы нервно трепетали, выдавая напряжение внутри. Но она бежала, бежала – и вот прибежала.

Городская площадь с мэрией и чугунным памятником (бюстом Героя на кирпичной тумбе) есть асфальтовый прямоугольник, залитый красным светом и абсолютно пустой. Разумеется, все ушли на фронт – то бишь к заводоуправлению и трубе с красным знаменем. Девичья фигурка – особенно маленькая в сравнении с пустой площадью. Вокруг было тихо, недвижимо. Мертво. Не слышно топота ежегодных первомайских колонн трудовых коллективов – ТыМЗ, совхоза имени К. Солина, станции Утылва Южно-Уральской ж/д, районной потребкооперации, городских медиков, ветеранов и др. Не льется через громкоговоритель (украденный впоследствии из управы) уверенный баритон первого секретаря Тылвинского горкома партии В.И. Щапова.

– Дорогие товарищи! Выполним решения партийного съезда по укреплению экономического и оборонного могущества нашей Родины!

– Трудящиеся механического завода! Выше знамя социалистического соревнования! Боритесь за досрочное выполнение пятилетнего плана! Претворяйте в жизнь планы партии и правительства об ускорении развития, интенсификации народного хозяйства!

– Да здравствует славное советское крестьянство! Приветствуем работников совхоза имени героя большевика Кирилла Солина!

– Да здравствует тылвинская интеллигенция! Почет и уважение нашим педагогам. Таким, как заслуженный учитель А.Н. Кулыйкина.

– Мир! Труд! Май! Перестройка! Демократия! Гласность!

– Слава великому советскому народу – строителю коммунизма!

И ЧТО ТЕПЕРЬ? ТИШИНА. Вспоминаются разве недавние лозунги – не далее, как третьего дня. Задорный голос Глайзеровского наследника.

– Мы намерены огласить нашу гражданскую позицию. Наша жизнь в наших руках!.. Мы не должны молчать! Иначе с нами как с безмозглым вороньем…

Именно так с нами поступают. А мы-то что? НИЧЕГО. ТИШИНА. Даже вороньи перья, вырванные Кефирчиком, не порхают в стоячем воздухе. Не шелестит листва на старом карагаче. Словно вымерло все – люди провалились в подземный мир Энгру. Нет никого и ничего. Жуть жуткая…