– Тогда, мы сами возьмём. Хотя бы коня твоего. Отличная цена. Не правда ли, братва?
– Добрый конь, отличная плата. – заорали разбойники. Но Никита сдаваться не собирался. Сжал крепко пальцы в кулаки и приготовился напасть на недругов. Только раскрыли они его замыслы, схватили в тиски, да привязали накрепко к дубу могучему. Стоит Никита, как сроднённый с деревом, а разбойник лихой по карманам шарит. Всё вынул, и кисет с деньгами, и паёк дорожный и платочек кружевной, узором расшитый.
– Не тронь! – рванулся Никита, но тугие путы сдержали его. А разбойники радовались добычи и восхваляли удачу.
– Хороший ты царевич Никита, щедрый! Сколько нам всего подарил. –благодарил капитан Сыч и похлопал Никиту по щеке – Но мы ведь тоже не звери. За щедрость твою, оставляю тебе… Жизнь! Равноценный обмен, не правда ли?
– А как же! Если не брать в ум, что меняю я на свои же вещи. – ответил Никита.
– Вот именно, вещи. – уставился капитан Сыч единственным глазом в лицо Никиты, как копьём и шепчет дальше – Вещи купить можно, тем более если ты и в самом деле царский сын. А вот жизнь купить никому не дано!
Лишь вздохнул в ответ ему Никита, понятно всё было и без лишних рассуждений.
– Ладно, – вдруг сказал капитан Сыч – оставлю тебе кое-что. Нам по статусу не положено таких вещей носить, засмеют. А тебе в самый раз. – Расхохотался снова разбойник и бросил Никите платочек кружевной. Полетел он, словно пёрышко лебяжье. Замерло сердце, глаз не сводит с платка, как парит он и касается травы. Вспомнил Никита сразу тот день, когда обронила Алёнка платочек этот, а он поднял украдкой, но возвращать не стал и носил с тех пор у самого сердца. И сейчас чувствовал, что платочек этот дороже денег, дороже царского коня. Закручинился Никита, глядя, как уходят в чащу разбойники с его добром, такая досада его взяла, и помощи ждать неоткуда, и самому не распутаться.
– Из-за неё всё, из-за Алёнки! – горестно, подумал он.
3
Время шло и терялось среди лесных троп и ветвей, а Никита всё стоял с дубом воедино, не в силах высвободиться из тугой верви. Тело ныло. К этому несчастью ещё и голод добавился, так назойливо, так некстати. Закрыл глаза Никита и стал ждать тот миг, когда настанет его последняя минута. И привиделась картина из прошлого. Как гулял однажды у реки. Ну, как гулял? В кустах ивовых хоронился, чтоб не заметил никто, что любуется он Алёнкой- купеческой дочкой. А она, не ведая того, ступала босыми ногами по кромке прибрежной, чуть подол сарафана приподняв над водой, а лицо, словно солнце в зеркало смотрится, и песня из малиновых уст её витала, как голос природы самой. Вспоминал Никита и звучал у ушей его голос благословенный. Но, то ли морок охватил, а может в сознание вернулся, услышал царевич голос иной, хрипловатый и бесцветный. Открыл глаза Никита и увидел, что крадётся среди дерев старичок наружности престранной. Маленький, хрупенький, ручонки, как тростинки, но корзинку с грибами крепко держит. Удивился Никита, но ненадолго. Ещё больше радость его была при виде живого человека.
– Эй! Эй, дедушка! – крикнул он. – Помоги, добрый человек!
Услышал старик, голос молящий и пошёл на зов. Чем ближе подходил, тем страшнее он казался Никите. Глазки маленькие, из орбит пучатся. Нос – не нос, а клюв ястребиный, точь-в-точь. Волосы дыборем, словно век эта кудель гребня не видела. Но страшиться не время было, выбираться из западни нужда во главе стояла. Подошёл старик и всплеснул сухоручками своими.
– Любомир! Братец мой названый! Что за беда с тобой приключилась, али напасть хворобая?
– Я не Любомир, дяденька. Я Никита. Помощи у вас прошу и на неё уповаю. – молил Никита, но старичок, точно не слышал. Ходит вокруг дуба причитая, а царевича как будто и не видит.
– Ох-ох-ох! Что же случилось, братец Любомир? Что за нарост, али прыщ на твоём теле богатырском образовался? Что это, хворь, али заговор ведьмин?
Тут не выдержал Никита слов нелицеприятных и бросил в лицо косматому:
– Я не нарост! Не прыщ! Я Никита, царский сын, между прочим!
– Царский сын? – удивился старичок.
– Да, он и есть!
– Это не того ли царя Ивана, что городом славным правит?
– Того, того! Развяжите меня дяденька, мочи уже нет стоять истуканом!
Воспринял мольбу старичок и освободил Никиту из пут разбойничьих. Выпутался царевич да первым делом платочек драгоценный подобрал и положил в карман, что ближе к сердцу.
– Спасибо, вам дяденька! Век не забуду помощи вашей. А как звать-величать спасителя моего?
– Леша. – ответил просто старичок.
– Леша? Это Алексей что ли?
– Нет, просто Леша. Ты лучше ответь, как оказался в моём лесу, да в таком неказистом положении?
– Что значит в твоём лесу? – удивился Никита.
– То и значит, мой это лес, я здесь хозяин. – твердил Леша.
– Как, ещё один? – не мог унять удивления Никита.
– Что это за, ещё один? Один-единственный! – как отрезал Леша, выставив перед носом Никиты кривой, как сучок палец.
– Ага, тот который меня к дереву привязал, тоже хозяином лесным назывался.
Забеспокоился Леша и спрашивает с прищуром:
– Кто такой? Как звать?