Сказка сказок, или Забава для малых ребят

И пришла ночь — когда Солнце, желая выспаться на берегах рек Индии без комаров, гасит светильник, — и негритенок сказал Парметелле: «Счастье мое, если хочешь баиньки, ложись на этом ложе; и, когда накроешься покрывалом, потуши свечи и в точности делай то, что я тебе говорю, если не хочешь распустить все, что связала».

Парметелла легла, но лишь только первый сон смежил ей глаза, негритенок преобразился в прекрасного юношу, который прилег с нею рядом, и она, пробудившись и чувствуя, как шерстку расчесывают без расчески, сначала чуть не умерла от страха, но потом, видя, что дело не грозит гражданской войной, осмелела и приняла вызов.

А ранним утром — еще прежде, чем Заря вышла из дому поискать свежих яиц, чтобы подкрепить своего старичка-любовника[581], — слуга, соскочив с кровати, снова принял прежний цвет, оставив Парметеллу, внутренности которой горели от мыслей о том, что же это за лакомка ухватил себе первое яичко из-под столь прекрасной курочки.

Когда же настала вторая ночь, она легла на ложе, угасила свечи, как и вчера, и снова пришел к ней в постель тот прекрасный юноша. И когда он, усталый от игр, уснул, Парметелла схватила огниво, которое приготовила заранее, засветила свечу, подняла покрывало и увидела эбен, превратившийся в слоновую кость, севрюжью икру — в молочную пенку, пережженный уголь — в негашеную известь.

И пока она стояла, замерев с открытым ртом от этой красоты, созерцая самый дивный мазок, что когда-либо наносила Природа на холст своих чудес, юноша проснулся и стал проклинать Парметеллу, говоря: «Ох, ведь по твоей вине придется мне еще на семь лет остаться под этим проклятым колдовством — только из-за твоего безмерного любопытства, которое угораздило тебя сунуть нос в мои тайны! Убирайся же, беги, пропади с глаз, сломи себе шею, чтоб я тебя не видал больше, иди обратно к твоим драным обноскам, если не сумела распознать свою удачу!» И с этими словами он рассеялся, как ртуть.

Бедняжка, вся дрожа и не поднимая глаз, вышла из дворца и, как только поднялась вверх из пещеры, встретила фею, которая сказала ей: «Дочка моя, как плачет во мне душа о твоем злоключении! Идешь ты на великую муку, ибо твоему бедному телу суждено пройти по волоску. Но чтобы избежать опасностей, которые тебе предстоят, возьми эти семь веретен, эти семь плодов инжира и это медовое деревце. Возьми эти семь пар железных башмаков и иди, не останавливаясь, покуда их не сносишь. А после того увидишь в одном дому на террасе семь женщин, которые прядут нитку, спуская ее сверху вниз, а снизу к нитке привязаны мертвые человеческие кости. И знаешь, что тебе надо будет сделать? Стань, притаившись, тихо-тихо, а когда нитка спустится вниз, отвяжи кость и привяжи веретено, помазанное медом, и плод инжира. Они вытянут его наверх, почувствуют сладость на языке[582] и скажут: „Кто мне помазал губы сладостью, тому судьба да будет радостью!“ А затем одна за другой начнут звать: „Эй ты, которая принесла все эти сладкие штучки, покажись, дай на тебя взглянуть!“ А ты отвечай: „Не покажусь, а то вы меня съедите!“ А каждая тебе будет кричать: „Не съем, клянусь, пусть Бог сохранит мою ложку!“ Ты стой и не двигайся, а они будут продолжать: „Не съем, клянусь, пусть Бог сохранит мой вертел!“ А ты стой осторожно, как тот, кто сам себе бороду бреет. А они всё за свое: „Не съем, клянусь, пусть Бог сохранит мою метлу!“ А ты не обращай внимания, ни на фигу сушеную[583]. „Не съем, клянусь, пусть Бог сохранит мой горшок!“ А ты стой, закрыв рот, и не пискни, иначе выпустят из тебя душу. Наконец скажут: „Не съем, клянусь, пусть Бог мне сохранит Гром-и-молнию!“ — и вот тогда поднимайся к ним и знай, что ничего тебе дурного не сделают».

С благодарностью выслушав эти слова от феи, Парметелла пошла по горам, по долам и шла семь лет, покуда не сносила семь пар железных башмаков. И пришла к большому дому, где наверху была устроена терраса[584], а на террасе сидели семь прях. И сделав все, что советовала ей фея, после тысячи уловок и предосторожностей наконец получив от них клятву Громом-и-молнией, показалась им и поднялась на террасу, где все семь сказали ей в один голос: «Ах ты собака, предательница, это ты виновата, что братик наш остался еще раз на семь лет в пещере, вдали от нас, в виде черного раба! Но не волнуйся, хоть ты и сумела выудить из нас клятву и наложить секвестр на наши глотки, — при первом же случае ты нам заплатишь и за старое, и за новое! А теперь знаешь, что тебе делать? Спрячься вот за этот ларь и, как только придет наша матушка, которая тебя с удовольствием проглотила бы, бросайся на нее сзади и хватай за груди, которые до того отвисли, что она их держит, как переметную суму, за плечами, и тяни со всей силы, не отпускай, покуда не поклянется тебе Громом-и-молнией, что не сделает тебе зла».