Сказка со счастливым началом

– Ладно. Давай к делу, – неторопливо начал он, словно ничего и не произошло. – Не хочешь денег – дело твоё. С работой я тебе помочь не могу – тут Валя всё контролирует. Но про то, что ты здесь – она не узнает. Тряпкой махать, конечно же, не для тебя. Оклад тебе подымут, работай с детьми, раз умеешь. Мне с тобой делить больше нечего, но к Димке не лезь. Такие, как ты, до добра не доводят. А мне нужен мой сын – мой, поняла?

Он сделал акцент на слове «мой». Ещё несколько секунд Калюжный стоял, разглядывая её, потом круто развернулся и вышел прочь.

* * *

Соню не уволили. Через час её вызвала директриса и предложила с первого сентября должность преподавателя начальной школы при интернате – одна из сотрудниц как раз собиралась в декрет. Учитель в таком классе, при катастрофической нехватке кадров, становился для детей и классным руководителем, и воспитателем одновременно, провожал их на занятия и обратно, делал вместе с ними уроки, гулял.

Работа эта считалась, конечно, уровнем выше, чем воспитатель у дошколят, и возвращала Соню к прежней педагогической деятельности. Кроме того, всё-таки деньги, хотя и гораздо меньшие, чем Соня зарабатывала у Нины Степановны. А главное, отменялись ночные дежурства. Можно было нормально растить Вадика и слезть, наконец, с Анькиной шеи… тем более что сестра очень уж его распускала.

Соня попросила дать ей время подумать. Всю ночь она решала, стоит ли принимать помощь из рук Калюжного, не вступит ли она тем самым с ним в сделку? Но, поразмыслив, так и не нашла в его жесте главного – предмета купли-продажи. Не было ничего, за что Димин отец мог бы её купить – Митя теперь снова женат, и, похоже, не понарошку. А то, что ей возвращают нормальную работу, которой лишили по собственной прихоти – так это не унизительная подачка, а восстановление справедливости, сродни извинению, хотя и с огромной натяжкой. И ещё – Соня сознавала: ей не хватит ни здоровья, ни средств протянуть в нянечках хотя бы ещё полгода, а значит, перемена места – жизненно необходима.

Правда, она так и не сумела понять, почему Калюжный вдруг проявил благородство. Неужели в его душе нашлось место для совести? Соня подозревала, что причиной стала его необъяснимая, иррациональная к ней симпатия. Но думать так не хотелось, это было бы слишком больно и тягостно. Больно – потому что симпатия эта, увы, запоздала. Тягостно – потому что Соня не могла ответить ему взаимностью: хотя этот мужчина и обладал невероятным сходством с Митей, но не вызывал у неё ни уважения, ни приязни.

На другой день Соня зашла к заведующей сообщить, что согласна. Мария Фёдоровна, конечно же, огорчилась, посетовала, что снова лишится помощницы, но, разумеется, отговаривать не стала. В утешение Ольга Филипповна пообещала ей найти к сентябрю новую нянечку.

Никто и ничего по поводу таких перемен Соне не высказал, казалось, само слово «Калюжный» в интернате теперь под запретом. Многие, не знающие истиной подоплёки дела, посматривали на Соню с опаской. Гуманитарная помощь действительно поступила на счёт заведения в приличном размере, но сам Антон Игоревич больше не появлялся.

А Соня немного воспрянула духом, схватилась за методики и учебники – вспоминать программу начальной школы. Вот если бы ещё решилась, наконец, проблема с квартирой… Неопредёленность мучила её – хотелось бы понять, что их ждёт. Но Женя не объявлялся, и Соня не знала, что думать.

В детском саду она о своих новостях молчала – через Нину Степановну могла узнать Митина мать, и тогда – плакала новая должность… К тому же, никто здесь ни разу не поинтересовался, как и на что живёт теперь Соня.

Надька, как обычно, была поглощена собой. Вот и на этот раз, завидев бывшую сменщицу, она с ходу начала возмущаться несправедливостью жизни и корыстностью ближних. Битвы с матерью продолжались, но сегодня больше других досталось золовке, сестре бывшего мужа – та согласилась брать племянника на каникулы, но посмела требовать привозить для него продукты, и это вместо того, чтоб когда хоть копейку…

Соня терпеливо выслушала новую серию из Надькиной саги и, поймав паузу, спросила, когда состоится утренник, и к какому числу готовить стихи. Про стихи Соня заикнулась будто бы ненароком. На самом деле она собиралась выяснить, почему Вадику не дали ничего читать на Восьмое марта.

– Так твой уже давно всё выучил, – удивилась Надька.

Тут в группу поднялась медсестра – похоже, у неё дома катастрофически не хватало туалетной бумаги. Надежда Петровна побежала в кладовку, и Соня дожидаться не стала.

– Вадь, когда же ты стих-то учил? Расскажи мне скорей, – попросила она мальчика на обратном пути.

Глаза у него стали хитрыми.

– Не скажу, сюрприз! – заявил он.

Сюрприз оказался хоть куда, и стал главным номером праздничной программы. Ведущей была Танечка. Музыкальный работник на редкость хорошо подготовила детей – даже Вадик, который не любил танцевать, совсем недурно покружил Настю, ну, или, точнее, она – его. Правда, под конец танца она его всё-таки уронила – случайно или нарочно.