Вид у него был изголодавшийся, и его зверский аппетит не заставил себя ждать. Обед – или, скорее, ужин, был ему ни к чему. До второго этажа они не дошли. Всё началось на диванчике в кухне, потом продолжилось в маминой комнате. Казалось, такого между ними ещё не происходило – они стали мужем и женой до конца, по-настоящему. Печка давно остыла, но им было так жарко, словно они находились в парилке. Пот стекал с Митиного лица – Соня чувствовала его губами. Потом – всё перевернулось, потолок стал полом, звёзды спустились с неба, последний стон – и оба затихли, всё так же вцепившись друг в друга, не размыкая объятий.
Следующие полчаса они провели, одевая друг друга в нежность прикосновений, смотрели друг другу в глаза, говорили при этом что-то невнятное. Всё тело у Сони горело от его поцелуев, казалось, на нём не осталось ни единого места, которое не обласкали бы его губы.
Потом – новый страстный порыв… особое касание губ, новое сплетение рук, ног, и всё началось сначала.
Привычное ощущение вины исчезло. Всё было правильно, всё – законно.
Такого счастья Соня не испытывала ещё никогда в своей жизни. На такое она никогда в своей жизни и не рассчитывала.
Борис вредничает
Собравшись с силами, она позвонила Нине Степановне. Говорить с ней не очень хотелось, но пришлось изображать любезность.
– Понимаете… У меня тут обстоятельства… Можно я возьму ещё один день? Я всё отработаю!
Если бы заведующая отказала, пришлось бы срочно возвращаться в город. Но мудрая женщина рассудила иначе.
– Сонечка, решай все свои дела и не нервничай. Отдыхай до конца недели, жду тебя в понедельник. К тому же, завтра выходит Надежда Петровна. Пусть теперь она поработает, верно?
Соне пришлось поблагодарить её как можно искренней.
А потом Митя включил свой телефон. Соня сама настояла на этом – она боялась, что его станут искать, да и просто – представляла себя на месте его родителей, которые в панике обзванивают все больницы.
Сразу начали приходить смс о неотвеченных вызовах.
– Позвони им сам, – попросила Соня. – Это же ещё хуже – они будут думать, что я тебе запрещаю.
Митя кивнул. Он был настолько расслаблен и полон счастья, что, казалось, ему не терпится поделиться новостью – причём именно с отцом. А может, Митя хотел доказать, что сумел его обойти и всё сделать по-своему.
– Да, это я. Да, отключал. Потому что не хотел говорить… – произнёс он в трубку. – Пап, подожди. Послушай меня. Мы с Соней поженились.
Трубка что-то проорала в ответ – так громко, что Соня даже услышала обрывок фразы: «Какая же сука посмела…» Голос у Калюжного оказался примерно таким, каким Соня и представляла – жёстким, властным, хамски-высокомерным. Стараясь оставаться спокойным, Митя ответил:
– Да нет, пап, твой план удался. Ни одна сука, как ты говоришь, нас не расписала. Мы повенчались. Да, для нас это важнее. Ничего смешного… Между прочим, теперь ничего не изменишь, это тебе не загс, так что лучше вам всё-таки… Что? Какие ещё сектанты? Что за бред? Какие неприятности… никуда я не вляпался. Да это вообще не мои дела… этот друг её сестры… При чём тут она – куда втягивает?
Он несколько раз опускал руку, порываясь швырнуть трубку, но снова поднимал, пытаясь вставить хоть слово. Видимо, приличные выражения у Калюжного кончились, и посыпался мат, потому что Митя вдруг ответил ему такой фразой, которую Соня в жизни не повторила бы – отборным, крайне вызывающим ругательством. И сразу же нажал отбой, чуть не раздавив телефон.
Лицо у него было перекошено, глаза метали молнии. Он сжал кулаки так, что побелели костяшки. Соня робко положила руку ему на плечо.
– Успокойся, Митенька… Что он сказал? Ничего не скрывай! Венчание его, конечно, не впечатлило?
У Мити и не было сил что-то скрывать.
– Нет. Говорит, ему плевать на эти сектантские штучки… что он не позволит мне стать религиозным маньяком.
– Какие штучки? – изумилась Соня.
– Сектанские… Сонь! Эта Нина Степановна, похоже, сказала, что ты верующая… ну и… Ему всё одно… Да и Костика вашего приплёл – сразу же доложили, что разборка была. Всё на тебя повесил. Сонь, я больше не буду с ним разговаривать. Это бессмысленно.
– Но тогда мы окажемся в тупике… Они никогда меня не примут.
– И не надо! Почему я должен доказывать им…
Он несколько раз прошёлся по комнате, едва сдерживая бешенство. Посмотрел на Соню и тотчас же пожалел о своём срыве. Бросился к ней, сел на пол, обнял её колени:
– Сонечка… я не дам тебя унижать. Всё, хватит. Будем жить сами по себе.
– А… мама? Ты же с ней не поссорился, когда она звонила вчера?
– Поссорился… Она начала про тебя гадости говорить, я ей запретил, ну и…
– А про что – гадости? Про возраст, да?
– Ну… просто, что ты мне не пара, – Митя отвернулся.
– Не надо меня беречь, Митенька. Скажи…
– Да зачем тебе это гнусность, Сонь? Ей всё кажется, что кто-то посягает на мои деньги… что все корыстные, пройдошные, меркантильные. Ну и про возраст… тоже… Да не хочу я повторять… Как так можно – не зная даже, не видя человека…
– Но ты ведь поедешь её встречать?
– Да… дам ей ещё один шанс, ещё раз всё объясню. Не захочет – не надо!