Сказка старого эльфийского замка (СИ)

Впрочем, на ее счастье далеко ей идти не пришлось — уже, считай, за следующим забором возле колодца она разглядела знакомого темноволосого вихрастого пацана, что накануне провожал их к замку. Тот ее надежды, что найдется все-таки кто-то более разговорчивый, чем чрезмерно впечатлительные сыновья дина Фазна, оправдал — обратился к ней сам, когда перелив воду из одного ведра в другое и развернувшись, увидел ее.

— Чё госпожа хотела? — не очень вежливо спросил он девочку, но поклон все же изобразил.

— Проводи меня в замок! — как-то само собой получилось не просьбу высказать, а приказ отдать, и даже подбородок вздернулся надменно — ну, не привыкла графская наследница, что бы с ней так разговаривали.

— Я матери помогаю, — как-то укоризненно, как малому ребенку объясняют, ответил ей Вербен. — Она у меня, чей не молодка уже — без моей помощи не обойдется.

В общем-то, Лисса понимала, что если и дальше будет разговаривать в категорически-приказном тоне, то парень никуда не денется — оставит свои ведра и поведет ее туда, куда она скажет. Но что-то задело ее в словах Вербена. Возможно, подразумевающаяся под описанием его действий забота о матери или то, что своим тоном он дал понять, что ей — девочке из графской семьи, такое понимание, как эта самая забота, недоступно в принципе…

Лиссе стало обидно и… тоскливо от его слов. Бабкины капельки, которыми ее пичкали до вчерашнего дня, постепенно развеивались в своем действии. Вспомнилось вдруг, что с похорон отца прошло всего-то ничего, а матери у нее… и не было считай, да и Корр, который в ее восприятии был эдакой ниточкой привязывающей к ней прошлое, и до сегодняшнего утра неотлучно находящийся рядом, куда-то делся. И такое тянущее чувство одиночества на нее накатило, что захотелось, что бы хоть кто-то отнесся к ней по-доброму, пусть даже с такой вот покровительственной заботой, но чтоб именно к ней… чтоб был человек рядом, который сделает для нее что-то не по приказу, а просто по просьбе — из душевного расположения.

И пришло откуда-то понимание, что если хочешь от человека чего-то получить, то… как бы… надо и ему что-то дать. А в конкретном случае — хорошее доброжелательное отношение.

— А когда закончишь, отведешь? — уже без гонора спросила она.

— Отведу, — тоже без претензии и упрека в голосе просто ответил парень. — Проходите госпожа, на солнышке вот посидите пока, а я вам сейчас молока и пирогов вынесу.

Во дворе, правда, Лисса одна не осталась, и пройти в дом подождать — тоже отказалась, а вышла туда, откуда весь большой огород был как на ладони. И усевшись прямо на траву, постелив под попу все равно ненужный на таком солнце камзол, принялась наворачивать сладкие пироги с малиновым вареньем и разглядывать открывшуюся ей картину.

В общем-то, то, что она наблюдала, никакого сокровенного смысла, редкости происходящего, или хотя бы какого-то мало-мальски достойного интереса ни для кого не представляло. Ни для кого — конечно, но не для графской дочери! Вот скажите на милость, когда бы и где она могла наблюдать, как простая селянка огород поливает? Как минута за минутой — более часа, не останавливаясь и не отвлекаясь, маленькими шажками продвигается женщина вдоль грядок и понемногу плескает воды из ведра под какие-то мелкие кустики. Как сын ее, раз за разом бежит вдоль этих самых грядок поднося ей полные ведра, а потом спешит обратно к колодцу с пустыми… а тем временем солнце неумолимо поднимается все выше, припекая голову все сильнее…

В какой-то момент Лисса не выдержала и, не задумываясь насколько смешной вид будет иметь, достала из кармана носовой платок и накинула на голову. И совсем уж машинально… прилегла, когда разморенное жарой на самом солнцепеке и непривычное к столь раннему подъему тело запросило примостить его в более расслабленную позу.

Проснулась она от того, что рядом с ней кто-то потихоньку разговаривал:

— Вот ведь беда-то! — тихо, придушенно как-то, воскликнул женский грудной голос. — Что ж теперь будет-то, скажут ведь, что это мы не уберегли госпожу! Вон как раскраснелась — это ж от солнца, а у нее вишь какие щечки-то нежные. Это тебе не наши девки, к полю привычные, у них-то давно уж мордахи пообветрились! — все продолжал журчать над ней тихий причитающий голос.

А Лисса лежала и глаз не открывала — интересно же, что еще о ней скажут.

— Да ладно, мамань! Я господина опекуна ейного видел — нормальный вроде дядька. Да и щеки у нее совсем не обгорели, а просто от жары такие красные. Платок вон додумалась же на голову накинуть, — это уже другой голос — знакомый, пацанячий.

Лисса поняв, что больше обсуждений не будет, сподобилась глазки-то открыть, а потом и сесть решилась. Возле нее склонились Вербен и его мать — полноватая женщина с миловидным лицом, возрастом, примерно, как дина Клена — то есть, хорошо зим за сорок.

— Что, разморило вас на солнышке-то, госпожа? Пойдемте-ка в дом, я водице солью холодной — умоетесь. Вам и полегчает, — жалостливо сказала женщина, устало поднимаясь с коленей.