Сказка старого эльфийского замка (СИ)

Конечно, в библиотеке при более тщательном обследовании оказалось и несколько стеллажей с книгами от первых человеческих хозяев Силваля, но самое ценное, что они на них нашли, так это словарь-разговорник со старого эльфийского на общий современный. Но, чтоб видно жизнь им медом не казалась, датирован он был первым тысячезимием после означенной выше Битвы. То есть, у слов из этого словаря с сегодняшними большого сходства особо не наблюдалось. А так, на полках тех, все больше стояли баллады о героях, песни о битвах и кансоны о любви бравых рыцарей к прекрасным дамам. А девочке, в десять зим от роду, читать о героях, что эльфийских, что человеческих, и их подвигах, было не интересно. Да, в общем-то, и любовные кансоны и их подобие — куртуазные романы эльфов, тоже не сильно привлекали.

Но нашлась в библиотеке одна вещь, которая очаровала девочку с самого первого дня, и по сей час очарования своего так и не утратившая. Чем она так уж была замечательна? Кто б знал, да Лиссе рассказал… Но не проходило и пары месяцев, как девочку тянуло ее достать и снова прочитать.

Впрочем, прочитать — сильно сказано, скорее Корр действительно читал, а Лисса по тому тексту древнеэльфийский подтягивала.

А была это — фабла, в переводе на современный — что-то, что можно назвать досужими пересудами, преданием, вымыслом. И даже подходила такая трактовка, как — письменно изложенные сплетни. Но, видимо все-таки они что-то понимали не так, поскольку текст этот был записан на свитке из хорошо выделанной кожи, а легкий и незамысловатый по смыслу текст сопровождался картинками тонкого письма, на которых, как говорил Корр, человек имеющий Дар мог бы видеть и движение. Да и хранился этот свиток слишком тщательно — в костяном футляре из рога какого-то неизвестного, а значит давно исчезнувшего животного, в сундуке, запираемом на магический замок. Так что, сколько бы это самое слово «фабла» не несло в себе понятий, но они с Корром решили выбрать из них самое красивое — сказка.

В отличие от куртуазных романов, где, как правило, влюбленные пары имели препятствия для своих чувств в виде военных компаний, странствий в дальние края или злых происков жадных родственников и ревнивых супругов, сказка же, как ей и положено, была наполнена волшебством. В ней принц не просто полюбил бедную сироту и наперекор жестоким родственникам хотел жениться на ней, а еще и сражался с Самым Черным волшебником, не погнушавшимся обратиться к Древнему Злу, бился с восставшими слугами того Зла и спасал возлюбленную из его Черного замка.

Вот только, почему-то, настоящего окончания произведение не имело. Оно завершалось всего лишь обещанием, что если возлюбленные пройдут тот путь, который им предначертан, достойно, то только в этом случае Судьба их отблагодарит — не только соединит в любви, но и даст им сына, который вырастит Героем и спасет Мир от Древнего Зла.

Впрочем, они с опекуном считали, что такой открытый конец просто их неточный перевод или, вернее, неправильная трактовка образных, плохо поддающихся пониманию современного человека, оборотов староэльфийского языка.

Так и прожили — осень, зиму и весну со следующим летом. А когда уж с год прошло, как Лисса в Силвале поселилась и к простой жизни привыкла совсем да стол без пяти смен блюд привычным считать стала, а опекун, назначенный отцом, родным и близким человеком ощущаться начал, к ним… пожаловала мачеха.

Заявилась она тогда в разукрашенной карете и пышном наряде, как будто не в лесной замок приехала, а во дворец какой на праздник. И ведь знала она, что трех ее служанок, пятерых охранников да две пары лакеев и конюхов разместить-то негде будет, но притащила целую свиту с собой!

А уж вела себя как! Будто и не она прошлой весной с побледневшим лицом и трясущимися руками, едва удерживавшими ворох таких страшных для нее бумаг, выслушивала господ поверенных, говоривших, что ее имя в завещании графа и не прописано вовсе. Нынче же двигалась она вальяжно, плавно поводя изысканно причесанной головой и белыми гладкими руками, спину держала прямо, а шаг клала неспешно — будто павану торжественную танцевала. Разговаривала размеренно, играя голосом, отчего он журчал, словно дорогое тягучее вино, что из графина в хрустальный бокал неспешно наливают. И вся она была такая холеная и благополучная, что у Лиссы вызывала лишь одно желание… вцепиться в ее белобрысые патлы.

Но кроме этого испытываемого желания девочка все же понимала, что мачеха еще и удовольствие получает от того, что они не совершенно готовы к ее прибытию. И все ее разводимые политесы — и показные аккуратные шажочки по растрескавшейся плитке, и якобы заинтересованный взгляд, окидывающий громаду руин, и мимолетные оговорки невзначай по поводу их простого и в какой-то мере даже неприбранного внешнего вида, все говорило о том, что ситуация эта ей в радость.