Он шмыгал по коридорам и галереям маленькой мышкой, точно зная, как перемещаются стражи, таился от них в наполненных густой тенью углах, а когда те проходили, двигался дальше. Когда вышел на улицу, то вот там стало посложнее, поскольку хоть дворцовые помещения и освещались немного, но и создаваемых теней от такого освещения было предостаточно. А нужная ему башня стояла сама по себе, возвышаясь на прилегающей к ней площадке, как перст один, указывающий в небо, и силуэт Кая, даже при отсутствии лунного света, мог быть заметен на серых плитах двора. Пришлось забирать вправо, чтоб подобраться к ней из парка, что темной стеной стоял на небольшом отдалении за ней.
Сама башня давно не использовалась, а, возможно, что при людях и вовсе не бралась в расчет, как один из элементов будущего королевского дворца. Привычной глазу эльфийской красоты в ней еще не было, а толстенные стены не позволили узкие бойницы преобразить до размеров нормального окна. Впрочем, разрушить ее не смогли даже гномы, поскольку она была окутана таким древним охранным волшебством, что даже их заговоренные кирки не имели возможности нанести ей какой-то видимый ущерб.
Но несколько небольших дыр они, тем не менее, проковырять в ней успели. Заделывать на ненужной никому башне их никто не стал. К тому же тяжелая дверь ее была на запоре, а в дыры те все равно бы никто не пролез.
Никто — это из взрослых, а вот ребенок просочился в древний донжон довольно легко. А уже внутри мальчик не побоялся и лампу зажечь. К тому же лампа эта была специальная — чтоб по ночи ходить. Стекло, прикрывающее пламя, было на три четверти покрыто черной краской, так что выбивающийся луч легко было направить лишь себе под ноги, не освещая ничего вокруг и не обозначая для глядящих со стороны свой собственный силуэт. Эту лампу, кстати, принцу тырить не пришлось, она была у него вполне официально. Всем ведь известно, что мальчишки любят подобные вещи, вот кто-то из придворных и преподнес такую штуку ему.
Теперь он осветил ее светом самое нижнее помещение башни, которое кроме тройки гномьих дыр, других отверстий наружу не имело, бойницы, понятно, начинались этажом выше. Так что, оставив у себя за спиной эти дыры, он посветил вокруг. Было очень пыльно, да и листвы набилось достаточно, еще он приметил пару каких-то куч, которые при ближайшем рассмотрении, казались ветхими остовами какой-то мебели. В общем, для восьмизимнего мальчика ничего интересного здесь не оказалось. И он отправился к лестнице, потому что, в книге требовалось для создания «окна» выбраться на самый верх.
Ступени такой же древней, как и сама башня, лестницы, были круты и высоки, так что мальчику, в нетерпеливо предвкушении, она показалась бесконечной. Но вот, он выбрался наверх. Да, вид оттуда открывался даже в безлунную ночь — преотличный. Света звезд на чистом небе хватало, чтоб с такой высоты рассмотреть неплохо весь город. Ведь не стоит забывать, что сам немалый по высоте донжон, располагался еще и на самом высоком холме в округе. Так что какое-то время мальчик потратил на то чтобы пройтись по кругу башни и посмотреть на все прилегающие земли с ее высоты.
Вниз, впрочем, под самую башню, смотреть не хотелось — очень уж страшновато отсюда выглядели серые плиты, устилающие двор. Но вот вдаль…
Город раскинулся перед ним, как на ладони, мигающий редкими огнями и похожий своими крышами на рассыпавшиеся кубики мальчика — на ближних холмах, те, что побольше, а на дальних, мелочь вся. Неплохо было видно и неровное второе кольцо крепостных стен, которое возвели, когда город разросся. Хотя теперь уж и предместье за ним расползались довольно далеко.
С другого края башни стала видна Лидея, в ночной темноте, выглядевшая чуть мерцающим гладким полотном. Приток же ее, Леденица, был гораздо уже Великой реки и сейчас скрывался где-то по правую руку мальчика за крайними холмами. За водной гладью разлегся тот город, что и вовсе охранных стен не имел. А за ним чернел лес, который, казалось, сливался с небом. Но если приглядеться… вроде как проблескивали за ним белые шпили башен любимого Лиллака, но точно это или просто кажется, мальчик сказать бы уже не сумел.
А потом он вспомнил, зачем на башню забрался и сразу забыл обо всем. Любопытство, пылающее горячее пламени в прикрытой лампе, разгорелось в нем и отодвинуло даже необычный окружающий мир. Он спохватился и принялся чертить положенный случаю рисунок.