— Не думаю. Я так не думаю, — повторил Валера с расстановкой. — Я бы с удовольствием нашел ему приемную семью, где бы его любили. Здесь из него вырастят очередного избалованного балбеса. Если у тебя есть кто на примете, я готов отдать ребёнка с содержанием.
— Ты что, с ума сошёл? — не смогла я удержать голос на шёпоте, которым Терёхин со мной говорил. — Он же тебя папой зовёт.
— И что? Проблема, что он никого не зовёт мамой. Это и Никитина проблема. С Наташей он вырос бы нормальным. Зачем делать ещё одного ребенка уродом? Зачем?
— Валера, ты себя слышишь вообще? — снова вопрошала я непростительно громко.
— Я себя слышу, — отчеканил он тихо и зло. — Только больше меня никто не слышит. Я прекрасно отдаю себе отчёт в своих родительских возможностях. Мой отец тоже был никаким родителем. Только не признавался в этом даже самому себе. Одну затыкал деньгами, чтобы отстала. Другого заваливал работой, чтобы не дурил. Мне не нужно было жениться на Наташе. Этот ребёнок не должен был вообще рождаться. Я не был готов к отцовству в двадцать пять. В тридцать пять я тоже не был готов. Кому-то дети действительно противопоказаны. Может, вы с Марианной и не дуры, что не хотите семью. Я тоже не хотел. Мне ее навязали, и я не справился ни с ролью мужа, ни с ролью отца, что куда страшнее. И я не знаю, что делать. Я меняю нянек, как перчатки. Они все никакие. Геля, нынешняя, она, конечно, золото, но близко не может заменить ребёнку мать. Ее оболтусу уже двадцать. Она в бабушки Сеньке годится, а у молодых другое на уме, сама понимаешь. Я проиграл эту игру. И не уверен, что мне нужно играть в отца дальше.
— В плане? — я наконец-то открыла глаза и проснулась окончательно. — Что, значит, не нужно?
Мне точно нужно включить внутренний переводчик — я Валерия Витальевича и после стопки виски не понимаю…
Глава 14 "Валеркин муравейник"
— А то и не нужно… Про Сеню я тебе сказал. Ему нужна другая семья, пока не поздно, а Никите…
Валера отвернулся к окну, закрытому жалюзи. Не хотел смотреть мне в глаза. Поднял подбородок так высоко, точно запрокидывал голову, чтобы осушить рюмку до дна. Похоже, он выпил весь преподнесенный ему жизнью яд и у него началась агония.
— А Никита пусть катится к деду, раз так хочет, — Валера принялся перебирать пальцами полоски жалюзи. — Большой, сопли вытирать не надо. Дед справится. Хочет, пусть едет.
Нет, он не сгорбился. Держался прямо и не собирался утыкаться носом в свернутое одеяло, которое прижимал к себе локтем. Похоже, Валера действительно озвучил не мысль, взорвавшую ему мозг в минуту слабости, а ту, которую долго, слишком долго, вынашивал. Нет, нет, нет…
— Никуда он не хочет… — прошептала я почти что одними губами.
Голос пропал, и я на всякий случай тронула Валеру за плечо — легонько, но он дернулся от меня, точно от электрошокера. Я хотела даже извиниться перед ним, но он опередил меня с извинениями — однако я промолчала, не стала заострять на них внимание и даже не сказала «ничего, ничего страшного». Это была бы ложь. Мне было страшно. За этого человека, которого я всегда знала спокойным слоном. Ну, вырывание руля не в счет — Валера боялся за свою жизнь. Бой подушками тоже не считается. И однажды он облил меня из шланга ледяной водой. Как же я орала тогда — и на него тоже, и даже матом, а потом мне было перед всеми стыдно и за слова, и за прилипшую к телу почти что прозрачную одежду… Ах, где мои семнадцать лет… Ладно, после свадьбы Валера остепенился.
— Это просто возраст. Его нужно пережить… — говорила я между тем голосом старой перечницы.
Ну, а какая роль тут подойдет? Бабы Яги, конечно! Волшебница Виллина из меня меня не получится. А мудрый Гудвин и подавно, хотя я с большим удовольствием высыпала бы из этой рыжей головы солому и насыпала туда иголок да поострее.
— Сейчас просто смена времени года. И в наших краях будет солнышко. Все заулыбаются.
— Не будет. Во Владимире погода лучше.
— Ну и отправь Никиту к деду на лето. Но не с концами. Он сам захочет вернуться. Я вот полгода прожила в Смоленске — сбежала, аж пятки сверкали. Рожденный в Питере нигде жить не сможет, мы все отравлены болотом…
Валера повернул ко мне голову, сощурился, как вчера, и выдал:
— А ты всегда была такой занудной? Или это возрастное и пройдет?
— Это заразное. Я из твоего стакана вчера пила.
Он усмехнулся, но глаз не открыл.
— Не вчера, а сегодня… Ночью. У тебя проблемы с ориентацией во времени. А что ты делала в Смоленске, если не секрет?
Ну вот чего я заикнулась? Ладно, отвечу чистосердечно, раз спросил, а то снова обвинит меня в увиливании.
— Личную жизнь строила. Как видишь, неудачно.
Он ничего не ответил, зато глаза открыл. Только вновь смотрел на меня в упор вчерашним взглядом.