Сказка в дом стучится

Я не успела отдернуть руки, Терёхин удержал мои пальцы у себя на животе. Пришлось остаться щекой в его спине.

— Я столько ни с кем не обнимался и после тебя ещё сто лет ни с кем не захочется. Поэтому я делаю тебе предложение. Ну чего уж тут непонятного?

— Уж какое-то слишком непристойное у тебя предложение.

— Слушай, Скворушка, не чирикай… Многие женщины всю жизнь ждут этого предложения и так и не получают.

— На третий день знакомства точно не получают!

— Три дня и пятнадцать лет. Сколько тебе ещё надо ждать?

— А я ничего не ждала. Тем более от тебя. Тем более вот так, на промозглом пляже, после пиццы и даже без поцелуя…

— А ты разрешишь себя поцеловать?

— С каких это пор для первого поцелуя требуется разрешение?

— С тех самых пор, как кто-то начал разбираться в поцелуях: есть детские, есть вырванные силой, есть проплаченные, есть подаренные… Мне нужен только последний. Остальные можешь оставить себе. У меня этого добра было довольно. Сыт по горло. У меня хоть и все зубы на месте, но я года три точно ни с кем не целовался. И вообще в глаза женщинам не смотрел. Нет там ничего интересного. Твои глаза никому не переплюнуть… Но ты сейчас ими просверлишь мне в спине дырку. Знаешь, я, как Высоцкий, не люблю, когда стреляют в спину… И в душу мне плевать не надо. Наплёвано до тебя. Посылай меня в глаза. Я хоть глазами твоими полюбуюсь напоследок.

И отпустил мои пальцы, но они застряли на ремне его брюк, и я по-прежнему тыкалась носом ему в пиджак, точно слепой котёнок.

— Валера, мы не можем играть твоими детьми. Их и так слишком много людей любят за твои деньги. Не добавляй к ним меня.

— То есть все-таки только за деньги? Я бесплатно тебе не нужен?

Я снова сцепила пальцы, чтобы он не вырвался: его глаза — последнее, во что я сейчас хочу смотреться. Пусть лучше будет пиджак. Серый, как моя жизнь. С ним. Если это все же будет… Алька, даже не думай… Не смей принимать его предложение!

Глава 36 "Любимая грелка"

— Валера…

Я не договорила. Он разомкнул мне пальцы и сомкнул уста. Запечатал одним взглядом так, что я чуть не прикусила губу, когда он обернулся: глаза больше не голубые, а серые. День кончился, наступила ночь. В душе. В двух душах. Что ж я наделала? Как допустила этот разговор?..

— Валера…

Я не могла смотреть ему в глаза прямо, получалось искоса, с опаской, со смущением. Не знаю… Возможно, дело в его ладони, которая пыталась стереть с моей щеки незапланированные румяна стыда.

— Ва…

Я не договорила. Не смогла три раза отречься от него… Четыре решающих буквы он поймал губами. Они замерли на моих, будто Валера глотал обиду. Нет, просто передумал брать, ждёт подарка. Я подняла пустые руки и заполнила их медными волосами. Даже короткие они поглотили мои пальцы, а губы — волю сопротивляться собственному желанию. Я тянула его к себе за шею, потому что поднимаясь на носочки, только глубже проваливалась в песок. Или все же у меня дрожали коленки. Да так сильно, что я уменьшилась на глазах до размеров испуганной девочки. Это был первый поцелуй за почти девять месяцев, но ведь не первый в моей жизни…

И все же первый с Валерой, напоенный отчаянием и горечью проглоченных обид, у которых остался привкус халапеньо. Губы щедро смазали жгучим соком, должно быть, не только у меня. Не может же этот мужчина по иной причине забирать из меня все жизненные соки! С каждой секундой его руки становились сильнее, а мои ноги слабели. Вот уже и пальцы расцепились и пытались удержаться на его шее, то падая в расстёгнутый ворот, то вновь скача по шейным позвонкам, точно болотным кочкам, чтобы поскорее зарыться в мягкий мох рыжих волос.

Я не гладила Терёхина, нет: я цеплялась за собственную жизнь, боясь сорваться в пропасть. Однако вместо падения, меня ждал взлёт — Валера оторвался от меня и держал теперь у себя над головой на вытянутых руках, в силу которых верилось с трудом, и мне хотелось быстрее ощутить под ногами песок или хотя бы упасть грудью на нос сумасшедшему великану, который играл мною, точно пушинкой.

— А теперь скажи, что я тебе не нравлюсь… И я, может быть, поверю, что ты делаешь это профессионально за не очень скромное вознаграждение…

Он сковал меня своими объятиями, а так бы я врезала ему хотя бы ногой, если б не получилось рукой, но не вышло ударить даже языком, который свою миссию на сегодня выполнил: его хорошенько прикусили, чтобы он не выдал очередную глупость. И то правда, куда ж ему соперничать с той околесицей, которая вылетает из Терёхинского рта?!

— А теперь ты скажи, — отозвалась я совсем уже хрипло. — Скажи, смотря мне в глаза, что сможешь встречаться со мной, не повесив на меня своих детей. Скажи…

Ноги сразу почувствовали под собой песок.

— Я не хочу с тобой встречаться…

Его руки поднялись к груди и замерли, не тронув ее. Куртка расстегнута. Никакого препятствие. Свитер совершенно тонкий, но безумно жаркий на расстояние одно миллиметра от Терёхина.