Сказка Ветра

– Садись, - предложил я, поставив кресло напротив своей кровати, - так удобнее будет.

Емельяныч смотрел на меня бесконечно долгую минуту, широко распахнув глаза, потом шмыгнул носом и вдруг - зарыдал.

– Ты что? - испугался я. - Садись, садись, - я помог ему устроиться в кресле. - Что случилось?

Но домовой только мотал головенкой и размазывал слезы по лицу.

Ненавижу, когда кто-то плачет, у меня, прям, внутри все переворачивается.

– Сейчас, - бросил я и побежал на кухню, налил стакан воды и притащил его домовому.

Но, посмотрев на мою протянутую руку со стаканом, Емельяныч зарыдал сильнее.

– Да ты что? - не понимал я. - Может, тебе платок принести?

Он закивал, по-прежнему не говоря ни слова.

Когда домовой выпил воды и смачно высморкался в принесенный мною платок, ему полегчало.

– Что это было? - поинтересовался я, когда Емельяныч перестал всхлипывать.

Домовой тяжело вздохнул и пояснил:

– Твой дед мне никогда на мебеля садиться не разрешал, говорил, клопов еще напущу, и воды мне никто не приносил, - он поставил стакан на подлокотник, - и сопливчик, - и тут же попытался вернуть мне платок.

– Оставь себе, - отказался я.

– За руку ты меня взял, когда в кресло сажал, - продолжал домовой. - Не побрезговал.

Я пожал плечами.

– А разве у тебя руки грязные?

Тут домовой расплылся в улыбке.

– Ты, правда, так думаешь?

– Зачем мне врать?

– Благодетель! - воскликнул Емельяныч.

Я улыбнулся, забавно было смотреть на веселящегося старичка. И он тоже заулыбался, глядя на меня и блестя глазами.

– Всегда мечтал, чтобы меня хозяин в мебелю посадил, попить принес и… - он хитро посмотрел на меня. - А пряников купишь?

– Куплю, - пообещал я.

– Ура! - домовой от радости захлопал в ладоши, стакан упал и разбился. - А-а!

Он замолчал, а на лице отразился испуг.

Бабушка любила эти стаканы, и мне еще предстояло прослушать лекцию на тему: "Как обращаться с посудой". Но что мог сказать Емельянычу? Отлупить, что ли? Похоже, он именно этого и ждал.

Я сделал суровое лицо и сказал:

– Убирай.

На лицо домового вернулась улыбка.

– Момент,- пообещал он и умчался куда-то в сторону прихожей.

Я последовал за ним и нашел его у входной двери, только уже не одного, а с очень похожей на него старушкой, на голове у нее был повязан синий носовой платок, на ногах - пинетки, а на самой - коричневый детский костюмчик, не наш, но тоже явно украденный. В руках бабулька держала маленький веник и совок.

– Знакомьтесь, - важно произнес Иосиф Емельянович, это подъездная наша - Каусария Кутузовна, а это хозяин мой - Ветров Денис.

Я привалился к стене, чтобы устоять на ногах. Оказывается, есть не только домовые, но и подъездные. Интересно, а есть чердачные и подвальные?

В этот момент Каусария Кутузовна взвалила свой совок на плечо на манер ружья и, посерьезнев, спросила:

– Где?

– В комнате, - указал Емельяныч, - около кресла, - и важно добавил: - это я в нем сидел.

Кутузовна даже присвистнула.

– Везет дуракам с хозяевами, - пробормотала она, а потом из комнаты донесся звук сметаемого стекла.

– Не знал, что бывают подъездные, - высказался я.

Емельяныч посмотрел на меня с жалостью.

– Да что ты вообще знаешь? Ты только два дня как начал мир познавать. Ладно, пошли еще кое с кем познакомлю, - и он потянул меня за штанину. Я не сопротивлялся и последовал за своим домовым на кухню.

– Вот! - торжественно провозгласил он, остановившись около холодильника. - Открывай.

– Холодильник?

– Ну.

Я послушался и потянул и потянул дверцу на себя.

– Приветик! - между баночками- скляночками сидел рыжий веснушчатый паренек одного с домовым размера, завернутый во что-то теплое, и - жрал колбасу!

– Приветик, - автоматически ответил я и повернулся к Емельянычу: - А это что за фрукт?

– Костя, холодильный.

– Какой фрукт? - заволновался холодильный. - Кто купил фруктов?!

– Никто, - перебил я его радость.

Костик обиженно надул губы.

– Вечно они врут… Нет фруктов, нет и Кости!!! А ну закрой меня!!! Закрой, кому говорят!!!

Он заорал так дико, что я сразу же захлопнул дверцу.

– Чего это он?

Емельяныч пожал плечами:

– Голодный.

– Он же колбасу ест.

– Может, тоже пряник хочет? - предположил домовой. - Будешь покупать, три купи: мне, Костику и Кутузовне за работу.

– Килограмм куплю, - успокоил я его. - Слушай, а тут больше никто не живет?

– Кто?

– Ну, не знаю, туалетный какой-нибудь.

– Двое нас, - отрезал домовой, - я и Костя.

– А Кутузовна?

– Так она подъездная, - принялся он объяснять тоном преподавателя, работающего с дауном, - подъездная значит общественная. А мы с Костиком твоей квартире принадлежим, тебе, значит. Понял?

– Домовой, холодильный, подъездная, - повторил я. - Что тут непонятного?

Заулыбался Емельяныч.

– Смышленый ты, Дениска, - решил он. - Когда присягу-то принимать будешь?

– Какую присягу?

– Ну, до сего дня мы служили памяти твоего деда. А теперь тебе. Вот и поклясться в верности мы тебе должны.

– А так вы верными быть не можете?

Домовой задумался.

– А разве так можно?

– Можно, - заверил я его.

Он снова заулыбался, и я понял, что мой новый знакомец очень скоро станет мне настоящим другом, а дружбу на клятвах не построить.