Сказка Востока

Оказалось, Мираншах Шад-Мульк страстно любил. Тяжело переживая потерю, он совсем стал буйным, безрассудным, на всех стал злость срывать. И на сей раз, как виновнице, попало и главной жене Хан-заде: теперь и ее жизнь ханской не назовешь; она вроде единственная жена, и ей больше всех достается. Гордая, своенравная Хан-заде, мать троих самых влиятельных в глазах Повелителя принцев, такого вынести не может. Она спешно засобиралась в Самарканд, зная, что Тимур после индийского похода находится в столице больной.

Спешно организовав сборы, Хан-заде надеялась быстро покинуть Тебриз, да случилось совсем неожиданное: ее младший любимый сын Халиль наотрез уезжать отказался, его словно подменили, не узнать. Он вечно где-то пропадает, а появится — потерянный взгляд, синева под глазами, и в тот же час пытается вновь уйти. По-матерински, а более чисто по-женски, Хан-заде понимает, что с сыном что-то не то. Она устанавливает за сыном слежку. Выясняется, что сам Халиль кого-то по всему городу отчаянно разыскивает. А разыскивает он не кого-нибудь, а любимую Шад-Мульк, которая, будучи в курсе всех дел Халиля, поняла, что наследный отпрыск в данной ситуации может ей только навредить. Поэтому она, уже скрываясь и от Халиля, вынуждена была сменить свое убежище, и, не имея иного, она согласилась на предложение главного казначея — поселилась в маленьком доме Моллы Несарта, что находится на особой территории правительственных зданий.

Это немного облегчает ее положение, но надолго ли? Ведь Хан-заде, к ужасу, вскоре выяснила, кого ищет ее сын Халиль, и сама начала поиски еще более ненавистной Шад-Мульк. Да это полбеды: сам правитель Мираншах, не веря, что Шад-Мульк умерла, приказал перекопать все кладбище предыдущих правителей Тебриза. В городе начался бунт, который Мираншах потопил в крови, засим с таким же рвением приступил к повальному обыску всего Тебриза, в этом задействовали почти всю армию и внутренний сыск.

До хибары Несарта еще не добрались, но кольцо явно сжимается, и это ощущается во всем и прежде всего в их настроении. И если Молла еще как-то держится, порою даже пытается шутить, то Шад-Мульк не до шуток: она увяла, сдала, постоянно погружена в свои мысли. Ее замысел под угрозой: как говорится, погналась за двумя зайцами, а теперь сама ото всех скрывается. И никаких шансов нет. Один выход — бежать, лишь в этом спасение. А как после сложится ее жизнь? В чем ее смысл? И почему-то именно в это время, когда в каморке Шад-Мульк, где тщательно плотной тканью занавешено маленькое оконце, так что не понять, когда день, когда ночь, ей все не спится. И пройтись негде — как в клетке. И она все ворочается на жестких нарах, сдавливая вырывающиеся стоны в провонявшейся верблюжьей шерстью подушке. Ей то ли во сне, то ли наяву все чаще грезится картина счастливого детства, а потом грохот конский в ушах, дикий визг ошалелых варваров, языки пламени из окон их замка, вид насилуемой матери, как катилась голова ее отца Атчароя, а потом не сгибающаяся в локте грязная костлявая рука Тамерлана, которая шарила всюду по ее детскому телу. И как она все это тогда пережила? И почему сейчас ей это все чаще и чаще вспоминается? Ей плохо, ее мечту не осуществить. Ей бы в «Сказку Востока», вдохнуть бы полной грудью до опьянения дурманящий аромат обманчивого заведения, забыться бы во сне и навсегда. И вроде так и случилось. И что она видит? Ее старичок, ее милый дорогой дед улыбается беззубым ртом, но ничего не говорит. А ведь он как никто другой мог бы ей сейчас помочь. В отличие от порою ехидного моралиста и аскета Несарта, ее дед, хоть и слыл отшельником, а жизнь всесторонне знал, и знал, что многое в жизни, если не все, из того, что мы называем великим, подпитывается низменной чувственностью, почти что животной страстью невежественного человека. И не надо стремиться все списывать на якобы предначертанную Судьбу, со злом и невежеством надо так же жестко бороться. Но как? Увы, ее старичка рядом давно уже нет. А она на грани полного отчаяния, притупилась реакция, вялость во всем теле, и она лишь смогла лениво приоткрыть веки, чувствуя, что вокруг нее какое-то движение, а перед ней улыбающееся, заросшее седой бородкой, испещренное морщинами, почти как у ее старичка, лицо Моллы Несарта.

— Шадома, проснись. Мне кажется, я нашел верный ход.

— Какой? — встрепенулась она.

— Ты в шахматы играешь?.. Ну, это неважно, — махнул старик рукой. — Нам поможет Халиль, — в светло-блеклых глазах блеснула задорная искра. — Халиль — это пешка, которую при умелой игре мы сможем выдвинуть в короли. Хе-хе, и он не только нас спасет, а будет играть в нашу пользу.

— Это как?! — Шад-Мульк вскочила.

— Хе, — повел костлявыми плечами старик. — Как ты умеешь, а я лишь подскажу.

В тот же день Молла Несарт как бы ненароком встретился с Халилем. И, соблюдая все возможные меры предосторожности, принц был доставлен в лачугу казначея. Скромностью, значит честностью главного визиря юный, восприимчивый Халиль был потрясен. А когда вдруг увидел возлюбленную Шад-Мульк, он пал на колени и заплакал.