Сказка Востока

— Последний раз я повторяю, чего ты хочешь и зачем пришла?

— Не для себя, Халиль со мной.

— Чего он хочет?

— Жениться на Шад-Мульк. На то твое благословение.

— Мои потомки женятся на ханшах.

— Она дочь хана!

— Что-то я не знаю, что, на Кавказе ханы есть?

— О Повелитель, не всем то счастье улыбнулось, чтоб с настоящим ханом было бы родство. Тебе вот дважды повезло.[220] А ныне ханов не осталось — ты потеснил, твой внук добил.[221]

— То Божья воля. Китайцы много пили нашу кровь.

— Мы не китайцы, мы — монголы.

— И все же, на одно лицо.

— О Повелитель, не пойму я, то ты монголами гордился и все твердил — у нас родство. А ныне что? Не возгордился?

— Чего ты хочешь?

— Чего же более. Свой век с тобой я в счастье прожила. А вот Халиль, наш внук, в печали, любовь беднягу извела.

— Где он? Зови его сюда.

Два огромных чернокожих негра, держа за руки, ввели Халиля. Он упал на колени, и пока дед не позвал, даже голову не смел поднять.

— А где эта девица? — поинтересовался Тимур.

— Шад-Мульк в Самарканде, под моим присмотром, — отвечает Сарай-Ханум, а Халиль буквально дрожит.

— Ну и держи ее в гареме, — внуку дает совет дед. — А женись, на ком следует, кого я укажу.

И тут Сарай-Ханум сделала то, что до того никому бы не позволила, прежде всего самой себе:

— Шад-Мульк беременна. От этой новости даже Халиль дернулся.

От этой новости даже Халиль дернулся.

— Ну и «присмотр» у тебя, — съязвил Тамерлан.

— У меня всегда присмотр достойный, — быстро среагировала Сарай-Ханум, — да не забывай, это ты вознес до небес его мать Хан-заде. А теперь, когда ее старший сын стал наследником, она чувствует себя вовсе богиней. А один гарем двух хозяев не терпит.

— Что мне делать? Подскажи, — легче было бы в бой пойти, чем это слушать. — Как мне вас теперь уладить?

— Повелитель, не волнуйся, все стерплю и все улажу. Только как мне с ними быть?

— Этот в бой со мной пойдет — поостынет, поумнеет, а беспутную девицу бросьте-ка быстрей в темницу и забудьте навсегда.

— Повелитель, помолись, — вдруг встрял в разговор Молла, — ваше семя в ее чреве. Как так можно согрешить?! И своих начнешь казнить?

— Как вы все мне надоели.

— Казнь или благословение? — крикнула Сарай-Ханум.

— У-у! — задумался Тимур. — Подойди ко мне, внучок, — впившись острым взглядом, словно видит Халиля, впервые подумал: «А что было бы, если бы Бог мне послал потомков только таких?», и тут же, думая о Мухаммед-Султане, он сурово спросил: — Ты согласен с моим выбором?

— Повелитель, — по-юношески тонок голос Халиля. — Ваша воля! А Мухаммед-Султан — лучший мой брат.

— Ты будешь верен ему?

— Как вам!

— Гм. Благословляю. Женитесь, — и, чуть погодя: — только тихо и без торжеств.

— Как ты прикажешь, — бабушка и внук склонились.

— Я устал, — это значит, что его надо покинуть. И когда они ушли, он действительно устало посмотрел на Моллу и спросил: — А на этот случай как бы ты сострил?

— Повелитель, прости, — на сей раз тон Несарта серьезный, — но мне кажется, что ты, как всегда, поступил благоразумно, как истинный верующий и как доблестный патриарх своего семейства.

— У-у! — и без того узкие глаза Тимура совсем прикрылись. — Чую я, что ты эту Шад-Мульк знаешь.

— Мой Повелитель, нельзя видеть во всем подвох, всех подозревать — и близких, и далеких.

— Ты намекаешь на поведение жены?.. Да, времена.

— Не горюй, Повелитель, все старо как мир, а дальновидная мудрость гласит:

О ты, упрекающий любящих, оставь тех,
Кого Аллах ввел в заблуждение,
Ибо Он вернет их на путь истинный.
Упреки бессильны, и те, кто ближе всех к тебе,
Отдаляются от тебя.[222]

После этого Тимур надолго задумался, глядя на шахматные фигуры. Так и не сделав ход и не доиграв, не говоря ни слова, удалился в свою опочивальню. И когда главный евнух, как обычно, перед сном заглянул, надеясь узнать, что и кого желает на ночь Великий эмир, тот его грубо прогнал и стал усердно молиться.

* * *