Сказка Востока

Молодой Малцаг с первого взгляда был очарован наложницей Тимура, и когда проник в стан врага, первым делом бросился ее искать. После освобождения Шадома еще несколько дней пребывала в опьяняющем дурмане, почти беспамятстве, а когда очнулась, горько зарыдала и стала умолять Малцага отвести ее в родной дом. Как это ни было опасно, а Малцаг решил спасти свою девушку, повез ее в самое сердце захваченной Грузии. Замка Шадомы, ее родительского очага, уже нет — одни руины. И близких никого нет, а те, что остались, с презрением отвернулись, потому что слух до них дошел: она — желанная наложница хромого Тимура, и уже не княжна, а рабыня.

Глухо, сдавленно зарыдала Шадома, упала на колени, склонив голову, но та земля, по которой отец ее носил на руках, где мать, ласково напевая, заплетала ей толстые косы, где братья ее берегли и лелеяли, теперь была сырой, холодной, чужой. И впервые она пожалела, что ее не убили. А может, самой на себя руки наложить? Тогда в ад попадет и в загробной жизни родных не увидит. Так что же делать? Как же дальше жить? Неужто она действительно отныне рабыня?.. И в это время сильные спасительные руки оторвали ее от отторгающей земли, и жаркий, с горским акцентом голос Малцага над ухом:

— Будь навечно моей, царицей!

Царица — не царица, а условия далеки от гаремных, по-горски суровые: всегда на коне, в походе, и она уже сама участвовала в бою и так привязалась к этому бесшабашному, дерзкому, почти что демоническому молодому человеку, что теперь и жизни без него не представляет, а тут, сквозь вой пурги в диких горах, кто-то в дверь среди ночи пробирается.

Растормошила Шадома богатыря, и пока он, обнажив кинжал, соображал, что случилось, она, как свирепая кошка, с криком бросилась навстречу вломившемуся предателю. И пока в дверном проеме завязалась какая-то кутерьма, не раз битый Малцаг воспользовался ходом, о котором он уже думал. Подпрыгнув, он ухватился за деревянную балку и, подтягиваясь, ногами выбил каменистый настил крыши. Вряд ли в этот момент он думал о своей царице. Правда, сторону побезопасней и со снежком он точно высматривал и резво бросился кубарем вниз. Через несколько дней Малцаг объявился на другой, северной стороне Кавказа, в стольном городе Магасе. Никто даже не подозревал, что удалой Малцаг — под которым конь лихой, оружие серебром да золотом блестит, а одежка хоть и куцеватая на его покатых плечах, все равно роскошная — всего неделю назад, бросив на произвол судьбы любимую Шадому, бежал от своих же соратников-предателей.

И теперь рядом с ним всего десятка два ратников, на вид — дикие, обросшие горцы-головорезы, так что их и в ворота города не хотели впускать. Да имя Малцаг на Кавказе уже гремит, с самим Тимуром, и не раз, встречался, оружие скрестил и даже, пусть в эпизоде, да одолел. Сам правитель Магаса и страны Сим-Сим Гайрах посчитал за честь молодого воина, закавказского соплеменника, как почетного гостя принять.

Малцаг еще молод, но, всюду сопровождая азнаура Тамарзо, уже побывал во многих странах и городах. Конечно же, Магас — не Константинополь, но Тбилиси, Карсу, а тем более Мцхете, он мало чем уступает. Малцаг представлял совсем иное: он помнил рассказ деда о том, как прадед еще полтора столетия назад откликнулся на зов северных соплеменников и со своей дружиной направился защищать земляков от монгольских завоевателей.

Это случилось зимой 1238–1239 годов, когда внуки Чингисхана: Гаюк-хан, Менгу-хан, Кадан и правнук Бури со своими несметными туменами окружили хорошо укрепленную столицу Алании — город Магас. Город долго не могли взять. Не помогали и стенобитные орудия. После долгой осады, продолжавшейся более трех месяцев, столица с помощью переметнувшихся на сторону пришельцев некоторых аланских феодалов (в частности, некоего Матарши), была взята и полностью разрушена. (О том, какое значение имел этот город для завоевателей, говорит хотя бы тот факт, что из всех намеченных для покорения и разрушения городов Восточной Европы и Кавказа в китайской и монгольской хрониках упомянуты лишь Киев и Магас.)

Теперь же, по мнению Малцага, Магас должен был представлять собой жалкий городишко. Однако к концу XIV века город неузнаваемо изменился. В архитектуре и культуре здесь чувствовалось влияние православной Византии, отжившей свой век Хазарии, мусульманского Востока и даже далекого Китая. В самом центре — православная церковь, рядом золоченые купола мечети с парящими в небе минаретами. Отстроены синагога и буддийский храм.

Магас занимал исключительно выгодное стратегическое положение: контролировал проход между Каспийским и Черным морями. Он служил неким постом между Европой и Азией. Располагаясь на плодороднейших землях в живописных предгорьях Кавказа, Магас привлекал к себе многих людей и был средоточием красоты и роскоши.