Сказка Востока

Опытным взглядом полководца Тимур оценил, что позиции Тохтамыша более выгодные, ибо он напирал с севера, со стороны просторов степи, а войска Тимура были прижаты к реке, и в случае отступления места для маневра было мало. Однако именно это обстоятельство первого дня спасет армию Тимура от поражения.

Ранним утром гонец доложил Тимуру, что правое крыло войска Тохтамыша пошло в атаку: это изменник Кундже-оглан, зная слабое место в армии Тимура, начал сразу же действовать. Действовать стал и Тимур. Для усиления фланга он послал туда сына Мираншаха. Под натиском ордынцы стали отступать, а потом обратились в бегство, а это, оказалось, излюбленный монгольский маневр — ложное отступление и засада. Сам Мираншах едва спасся, но его тумену был нанесен значительный урон.

Не лучшим образом обстояло дело и на другой стороне. А ведь Тимур всегда любил атаковать прежде всего с флангов. На сей раз Тохтамыш умело использовал его уроки. Понимая, что ситуация весьма опасная, дабы воодушевить войска, Тимур сам решил двинуться к линии фронта. В сопровождении отборных воинов, под своим знаменем и бой литавр он лично возглавил наступление центра, восседая на породистом кавказском жеребце.

Как известно, передовую оборону центра всегда держала пехота. Это в основном призывники из бедноты, у которых не было коней. Под натиском тяжелой кавалерии они погибали первыми. На сей раз Тимур решил лично командовать атакой в центре.

Было очень жарко и душно. Пот, стекавший из-под золотого шлема Тимура, заливал глаза, а он и без того, по возрасту, далеко не особо видит. Да здесь и видеть нечего, все и так ощущается, все слышно, все он представляет. Под лавиной конских копыт, копий и стрел хрустели переломанные кости, над степью стоял вой, крик, непрекращающийся предсмертный мучительный стон, и запах, ой, как знаком и любим этот запах крови, пота, испражнений. И не понять, где человек, где конь. Все это по-скотски сплелось, месиво — ничего не различить. В возбуждении Тимур кричит:

— Вперед! В атаку! Не жалейте себя, тем более врага! Подумайте о наших женах и детях!.. Вперед! За веру!

Как в тумане Тимур видит, что его передовая конница клином врезалась в центр пехотных рядов. По опыту он знает, что пехота долго не выстоит, будет сломлена, уничтожена, остатки панически побегут и на «их плечах» можно все сломить. Но что он видит? Атака завязла, кони в бешенстве ржут, мечутся. Это первые ряды пехоты стали насмерть на коленях, выставили щиты и копья — «ежик» называется, а из-за них стрелы тучами летят.

Кони хороши в движении, а в тесноте и свалке, когда они не могут развернуться, становятся помехой даже не раненые, они, спотыкаясь, падают, подминая седоков. И что видит Тимур? Его конница не смогла пробить брешь в пехоте, уже и отступить не может. Вражеская пехота пошла флангами в атаку, окружила и буквально на глазах Повелителя просто смела его конницу: ордынские пехотинцы, подминая горы трупов, теперь сами устремились в атаку.

Дрогни в тот момент Тимур, и сражение было бы проиграно. Но он выстоял и, как дикий барс, ринулся в атаку, поведя за собой свежую конницу. По его опыту, хотя бы на сей раз, пехота должна была уступить, ибо теперь стройного ряда не было. Но, к его удивлению, каждый пехотинец сражался насмерть, и никто не смотрел назад, все рвались в бой. Ведь это были, в основном, кавказцы, и они были на своей земле, защищали свои наделы, свои семьи и очаги.

И здесь образовалась огромная груда трупов: кровь коней и людей, как одна, щедро сливаясь, целыми ручьями, пробивая песчаный грунт, потекла по наклонной в сторону Терека.

В паническом страхе и отчаянии все Тимурово окружение по команде спешилось, стало на колени вокруг полководца. Сам Тимур с коня не слезал, он махал саблей, с азартом рвался в бой, и не было страха в его глазах. Добраться до него противник еще не мог. Стрелы, хоть их теперь и было мало у пехотинцев, изредка долетали и до него, но ни одна не угодила. Спасая полководца, охранники буквально силой стянули его с коня, и в этот самый момент сразу две стрелы сразили его скакуна.

Кольцо вокруг Тимура стремительно сжималось. И вскоре ему пришлось со своей саблей не воздух рассекать, а отбиваться. И что он видит? Один высокий вражеский воин без шлема, в крови и поту, так что лишь по пряди волос видно — он рыжий, и щита у него нет, в обеих руках по мечу, что ни взмах — косит всех, и прямо рвется к Тимуру, рыча:

— Наконец-то ты мой, подлый Хромец!.. Ух-ух! — на выдохе, как снопы, срубает охрану Повелителя. — Сейчас я доберусь и до твоей обезьяньей башки, мерзавец. Будет она вечно в ряду чучел стоять.

Тимур дрогнул — он узнал этого молодого воина.

— Солнечный мальчик — Малцаг?! — вскрикнул он.

— Да, это я, как и обещал. Куда бежишь, стой! Сразись со мной в честном поединке.