Сказки

— Мой друг, ты видишь мою слабость. Я не в силах освободиться от этих листьев, которые загородили мне дорогу, и не могу повернуть в другую сторону, так как я очень изнурён. Одним ударом клюва ты можешь возвратить мне жизнь. Я не способен быть неблагодарным, и если ты поможешь мне, то можешь рассчитывать на мою признательность, в первый же день дождя, когда небесная вода мне возвратит силу.

— Ты шутишь, что ли? — крикнул Кукуреку. — Разве я похож на чистильщика канав? Обращайся-ка к людям твоего сорта! — прибавил он и перескочил своей единственной лапкой через полоску воды.

— Ты вспомнишь обо мне! — шепнула водица, но шепнула таким слабым голосом, что гордец не слыхал.

Немного дальше наш петушок заметил ветер. Он был запыхавшись и, выбившись из сил, лежал на земле.

— Добрый Кукуреку! — сказал он. — Помоги мне; здесь внизу следует помогать друг другу. Ты видишь, куда меня забросил дневной жар, меня, который, в другое время, вырывает оливковые деревья и вздымает моря, теперь я убит жаром. Меня усыпил запах роз, с которыми я играл, и вот теперь я почти без чувств лежу на земле. Если бы ты меня приподнял дюйма на два от земли твоим клювом и помахал бы на меня немножко крылом, у меня хватило бы силы подняться вон до тех белых облаков, которые погнал один из моих же братьев. Там я получу от моего семейства помощь, и эта помощь позволит мне просуществовать до того времени, как я получу наследство от первого урагана.

— Князь! — отвечал злой Кукуреку, — Ваше превосходительство несколько раз разыгрывало со мной весьма нехорошие штучки. Ещё не прошло восьми дней, как ваше сиятельство изволило забавляться, раздувая пером мой хвост и покрыв меня стыдом перед лицом всех наций. Терпение, мой достойный друг! И до насмешников дошла очередь. Весьма полезно дать им предостережение, чтоб заставить их уважать известные особы, которые по рождению, уму и красоте должны быть вне насмешек какого-нибудь дурака.

После этого Кукуреку напыжился, три раза крикнул своим осиплым голосом: кукуреку, кукуреку, кукуреку! — и гордо пошёл своей дорогой.

На сжатом поле лежали только что вырванные жнецами дурные травы, и дымок выходил из кучи куколи и шпажника. Кукуреку подошёл, желая помародёрствовать, и увидел крошечное пламя, которое охватило зелёные стебли, но зажечь их не могло.

— Мой добрый друг! — закричало пламя пришедшему. — Ты пришёл вовремя спасти мою жизнь: без питания я умираю. Я не знаю, где веселится мой двоюродный братец ветер; принеси ко мне несколько сухих соломинок, чтоб мне оживиться. Ты поможешь признательной особе.

„Подожди-ка, — подумал Кукуреку, — я тебе услужу по твоим заслугам. Кто тебя, наглого, послал ко мне!“

И вот цыпленок вскочил на кучу сырой травы и так крепко придатвил её к земле, что пламя перестало шуметь, и дым больше не показывался. После этого господин Кукуреку, по обыкновению, пропел три раза: кукуреку, кукуреку, кукуреку! — и потом взмахнул крылом, точно он совершил подвиг Амадиса.

Вечно прыгая и кудахтая, Кукареку пришёл наконец и в Рим; все дороги приводят туда. Только что он вошёл в город, он прямо побежал к большому собору св. Петра. Он не думал его рассматривать, а немедленно поместился против главных ворот и, несмотря на то, что среди колоннады он казался не больше мухи, Кукуреку приподнялся на своей шпоре, стал петь: кукуреку, кукуреку, кукуреку! — единственно только для того, чтоб раздражить святого и не послушать свою мать.

Он не успел ещё кончить, как швейцар из папской гвардии услыхал пение, схватил наглеца и потащил домой, чтоб сделать из него ужин.

— Вот, — сказал он, показывая Кукуреку своей хозяйке. — Дай-ка мне скорей кипятку, чтобы ощипать этого исповедника.

— Помилуйте, помилуйте, госпожа вода! — закричал Кукуреку. — Добрал, сладкая, красивая вода! Лучшая в мире вещь, не обвари меня!

— А ты жалел меня, когда я тебя упрашивала, неблагодарный! — отвечала вода, кипевшая от гнева.

В один миг она облила его сверху донизу и не оставила ни одной пушинки на его теле.

Тогда швейцар взял несчастного цыплёнка и насадил его на вертел.

— Огонь! Не жги меня! — закричал Кукуреку. — Отец света, брат солнца, родственник бриллианта, побереги несчастного! Останови свою горячность, смягчи своё пламя, не жарь меня!

— А ты жалел меня, когда я тебя умолял, неблагодарный! — отвечал огонь, сверкавший от злости.

И одним взмахом пламени он сделал из Кукуреку кусочек угля.

Когда швейцар заметил, что жаркое его в таком печальном положении, он взял цыплёнка за ногу и выкинул в окно; ветер подхватил его и бросил на навозную кучу.

— Ветер! — шептал Кукуреку, ещё дышавший. — Добрый зефир и покровитель, я раскаялся в моих глупых поступках, позволь мне успокоиться на родной навозной куче.

— Успокоиться? — загудел ветер. — Подожди, я тебе покажу, как я обращаюсь с неблагодарными.