Сказки

— Не лги ты, угольщик Петер! — крикнул Голландец Михель громовым голосом. — Или я убью тебя своим шестом; ты думаешь, я не видел, как ты клянчил деньги у старикашки? — добавил он более мягко. — Ну и глупая эта была выходка, и хорошо, что ты не знал стишков; этот маленький паренек — скряга, и много не даст, а если и даст кому, так тот и жизни своей будет не рад. Ты, Петер, горемыка, и мне тебя от души жаль. Такой веселый, красивый парень мог бы кое-что получше делать в жизни, чем жечь уголь! В то время как другие швыряются талерами и дукатами, ты с трудом наскребешь два-три пфеннига. Жалкая жизнь!

— Что правда, то правда, — жизнь печальная.

— Ну, а за мной дело не станет, — продолжал страшный Михель. — Не одному молодцу помог я в нужде: ты не первый. Скажи же мне, сколько сотен талеров нужно тебе для начала?

При этих словах он побряцал деньгами в своем огромном кармане, и они опять зазвенели, как ночью во сне. Но сердце Петера при этих словах тревожно и болезненно сжалось, его бросало то в жар, то в холод: не похож был Голландец Михель на человека, готового дать деньги из жалости, ничего не требуя взамен. Петеру вспомнились таинственные слова старика о богатых людях, и, охваченный необъяснимым страхом и тревогой, он воскликнул:

— Благодарю вас, господин. Но с вами я не желаю иметь дела, я знаю, кто вы, — и побежал что было мочи.

Но лесной дух шагал огромными шагами рядом с ним и бормотал глухо и угрожающе:

— Ты раскаешься, Петер Мунк, — это написано на твоем лбу, можно прочесть в твоих глазах, — ты не уйдешь от меня. Да не беги так быстро, послушайся разумного совета, — там уже граница моих владений.

Но когда Петер это услыхал и заметил перед собой небольшую канаву, он заторопился попасть поскорей на ту сторону границы, так что Михелю пришлось под конец бежать еще быстрее, и он гнался за ним с ругательствами и проклятьями. Молодой человек сделал отчаянный прыжок через канаву, так как увидал, что лесной дух замахнулся на него своим шестом и ему казалось, что он вот-вот ударит его; он благополучно перескочил на ту сторону, шест в воздухе разлетелся в щепки, словно ударился о невидимую стену, и длинный обломок его перелетел к Петеру через канаву.

Торжествуя, он поднял его с земли, чтобы перебросить грубому Голландцу, но в то же мгновение почувствовал, что дерево ожило у него в руке, и к своему ужасу он увидел, что держит чудовищную змею и что она, разинув ядовитую пасть и сверкая глазами, готова кинуться на него. Он выпустил ее, но она уже крепко обвилась вокруг его руки и, покачивая головой, приближалась к его лицу; вдруг, откуда ни возьмись, зашумел крыльями огромный глухарь, схватил своим клювом за голову змею, поднялся с ней на воздух, и Голландец Михель, видевший все это из-за канавы, зарычал, завыл и забесновался, когда кто-то более могущественный, чем он, утащил змею.

Обессиленный и дрожащий, продолжал Петер свой путь; тропинка становилась все круче, местность пустыннее, и вскоре он очутился у огромной ели. Как накануне, он раскланялся перед невидимым Стеклянным Человечком и начал:

В зеленом еловом лесу охраняешь ты клад,
Ты был стариком уже много столетий назад.
Повсюду владыкою ты, где бы ельник густой ни стоял,
Но в будки рожденный тебя ни один человек не видал.

— Хоть ты и не совсем угадал, но потому, что это ты, угольщик Мунк Петер, я покажусь тебе, — проговорил нежный, тонкий голосок возле него.

Он с удивлением оглянулся и увидал сидящего под красивой елкой маленького старичка в черной куртке и в красных чулках, с большой шляпой на голове. У него было тонкое и приветливое личико и бородка, такая нежная, точно паутина; он курил — и странно было это видеть — голубую стеклянную трубку, а когда Петер подошел ближе, он, к немалому своему удивлению, убедился, что вся одежда, башмаки и шляпа старичка сделаны из цветного стекла, но только стекло это было мягко, словно оно еще не остыло, и, как сукно, послушно облегало фигуру человечка и не стесняло его движений.

— Ты повстречался с этим грубияном, Голландцем Михелем! — сказал старичок, чудно покашливая после каждого слова. — Он хотел тебя хорошенько напугать, но я отнял у него его волшебную дубинку, и она никогда больше не попадет к нему.

— Да, господин хранитель клада, — отвечал Петер, низко кланяясь, — мне было очень страшно. Вы, вероятно, были тот господин глухарь, что заклевал змею; приношу вам свою благодарность. Я пришел к вам, чтобы просить у вас совета; мне живется трудно и стеснительно; будучи угольщиком, далеко не уедешь, а так как я еще молод, я и подумал, что из меня может выйти что-нибудь получше; как посмотришь на других — они в самое короткое время добивались невесть чего; взять хотя бы Эзехиэля и короля танцев, денег у них — как соломы!