Сказки

Ганс спокойно погнал свою корову, вспоминая об удачной сделке. «Будет у меня теперь кусок хлеба, недостатка в этом, пожалуй, не будет, а захочется – можно будет и масла и творогу поесть; а захочется попить – подою я корову и напьюсь молока. Чего же мне ещё надо?» Зашёл он по дороге в харчевню отдохнуть и поел на радостях всё, что у него было с собой и на обед и на ужин, а на свои последние два гроша велел налить себе полкружки пива. Затем погнал он свою корову дальше по дороге, в деревню к своей матери. К полудню жара становилась всё тяжелей, а Гансу надо было идти по крайней мере ещё целый час полем. Стало Гансу невмоготу от жары, и язык во рту у него совсем пересох. «С этим делом можно будет справиться, – подумал он, – подою-ка я свою корову да попью молока». Привязал Ганс корову к сухому дереву, а так как подойника у него с собой не было, то подставил он свою кожаную шапку; но как он ни старался, а молока не выдоил ни капли. А так как стал он доить не умеючи, то корова от нетерпенья ударила его задней ногой в голову, да так сильно, что он грохнулся наземь и некоторое время никак не мог сообразить, где он находится. К счастью, проходил на ту пору по дороге мясник, он вёз на тележке поросёнка.

– Что это с тобой случилось? – крикнул он и помог доброму Гансу подняться. Ганс рассказал, что с ним произошло. Мясник подал ему свою дорожную фляжку и сказал:

– На, выпей да подкрепись. Корова, должно быть, яловая; видать, стара и годна разве что для упряжи или на убой.

– Эх-эх-эх, – сказал Ганс, почёсывая себе затылок, – и кто бы это мог подумать! Оно, конечно, хорошо, если такую скотину можно будет дома зарезать, и мяса-то сколько будет! Да много ли сделаешь вкусного из говядины? По-моему, мясо-то не очень сочное. Вот если бы иметь такого поросёнка! И вкус у него другой, да ещё и колбас можно наделать.

– Послушай-ка, Ганс, – сказал мясник, – уж я для твоего удовольствия готов поменяться: отдам тебе за корову свинью.

– Да вознаградит тебя господь бог за твою доброту ко мне, – сказал Ганс, отдал ему корову и попросил, чтобы мясник развязал свинку и дал бы ему в руки верёвку, к которой была та привязана.

Отправился Ганс дальше, и стал он раздумывать, что все вот желанья его исполняются, а если встретится какая помеха, то всё снова тотчас хорошо улаживается. А тут ввязался идти с ним вместе по пути парень, нёс он под мышкой красивого белого гуся. Заговорили они, и Ганс начал рассказывать ему про своё счастье и как ему удавалось всё обменивать выгодно и удачно. Парень ему рассказал, что несёт гуся этого на пирушку по случаю крестин.

– Вот попробуй-ка ты его поднять, – сказал он и схватил гуся за крылья, – вишь, какой он тяжёлый! Мы целых восемь недель его откармливали. Если зажарить его да начать есть, то придётся, пожалуй, жир с обеих щёк вытирать.

– Да, – сказал Ганс, взял его в руку и попробовал, какой он будет на вес, – что и говорить, жирный, но моя-то свинья тоже подходящая свинка.

Стал парень между тем по сторонам с тревогой оглядываться и покачивать головой.

– Послушай, – сказал он снова, – а с твоей-то свиньёй дело может выйти плохое. В деревне, через которую я проходил, только что у старосты свинью из хлева украли. Боюсь я, не эта ли самая она и есть. Послали уже и людей на розыски, и плохо придётся, если тебя с ней поймают, – в лучшем случае запрячут тебя куда-нибудь.

Стало страшно доброму Гансу.

– Ах, боже ты мой! – сказал он, – выручи ты меня из беды, тебе тут в случае чего легче справиться будет, возьми-ка ты мою свинью, а мне дай своего гуся.

– Дело-то оно несколько опасное, – ответил парень, – но не хочется мне в твоей беде быть виноватым. – Взял он верёвку в руку и быстро погнал свинью окольной дорогой; а добрый Ганс шёл без забот и печалей, с гусем под мышкой, домой.

«Если оно хорошенько-то поразмыслить, – сказал он про себя, – я обменял ещё выгодно: будет у меня славное жаркое, да к тому же и жиру немало, а его можно будет перетопить, и хватит его, чтобы есть с хлебом, по крайней мере на целую четверть года; да ещё какой прекрасный белый пух, – я велю им набить себе подушку, и засыпать-то на ней как будет сладко. Вот матери будет радость!»

Проходил он уже через последнюю деревню и увидел точильщика, что стоял у своей тележки; колесо его жужжало, и он, работая, напевал:

Точу ножи-ножницы, верчу колесо,
Вот жизнь развесёлая, крути да и всё.

Ганс остановился и стал смотреть на его работу; наконец он обратился к нему и говорит:

– Должно быть, тебе хорошо живётся, ты вон как весело точишь.

– Да, – ответил точильщик, – ремесло моё золотое. Хороший точильщик как полезет к себе в карман, так и деньги найдутся. Но где это ты купил такого красивого гуся?

– Да я его не покупал, я его на свинью променял.

– А свинью ты откуда взял?

– Выменял на корову.

– А корову?

– Выменял на коня.

– А коня?

– За него я дал слиток золота величиной с мою голову.

– А золото?

– А то уплата за мои семь лет работы.