Сказки адыгских народов

Итак, сказанное старшим братом было правдой. Оставалось еще проверить слова второго из братьев относительно баранины. Сейчас же велел он призвать к себе пастуха.

— Что же тут удивительного, — сказал пастух, — в третьем году волк зарезал всех овец: остались только два барашка, и они погибли бы, если бы как раз в это время не ощенилась собака; я и заставлял сирот-барашков ее сосать. Барашки уцелели, и вот от них и пошло все стадо.

Итак, хан узнал не только о своем происхождении, но и о некоторых подробностях, относящихся к его хозяйству.

На следующий день, когда гости проснулись, хан велел их позвать к себе.

— Скажите откровенно, — сказал хан, — чего вы ищите?

— У нас украли лошадь; приметы-то вора мы знаем, но он нам не попадался на глаза. Нет ли его в твоем ауле?

Тогда хан велел собрать сход, и братья сейчас же узнали того, кого искали: среднего роста, курносый, рыжебородый и с серыми глазами. Хан приказал ему сейчас же возвратить лошадь, что он и исполнил. Вора постигло наказание, а братья получили от хана богатые подарки. Вернувшись домой, они стали вести свое хозяйство по-прежнему, следуя пословице: один ум хорошо, а два лучше.

41. Кто глупее?

_{Опубл.: Там же, с. 102—105.}

_{Записана Талибом Кашежевым в 70-е годы XIX в. Им же выполнен перевод на русский язык.}

_{Публикацию сопровождает следующая «Заметка» Л. Г. Лопатинского: «Эта сказка характеризуется наивным и живым юмором, но вполне народной ее назвать нельзя: она носит признаки искусственной и притом более поздней переделки на тему о так называемых „набитых дураках"; имеется много сказок у других народов, но в кабардинской сказке оригинально состязание между глупцами».}

В пятницу, во время джумы, собралось в мечети народу видимо-невидимо. Мулла взошел на возвышение и стал проповедовать о житейской мудрости. Тему для проповеди он почерпнул из китаба. Между прочим, он сказал, что по выражению лица можно узнать мысль человека, а по некоторым приметам — умен ли он или глуп. «Берегитесь, правоверные, — заключил мулла, — рыжебородых: у них немного ума! Но если рыжебородый отпустил длинную бороду, длиннее того, сколько можно захватить в кулак, он непременно сделает какую-нибудь глупость!»

Случилось так, что в мечети присутствовал правоверный с длинной рыжей бородой. Сердце его дрогнуло, когда он услышал слова муллы. «Неужели, — думал он, — слова эти относятся ко мне; к тому же мулла, распространяясь насчет рыжебородых, все как будто посматривал в мою сторону — как будто словами и жестами указывал на меня».

С тяжелыми думами он вернулся домой: «Ну-ка, посмотрю я в зеркало, длинна ли моя борода». Посмотрев в зеркало, ов с нетерпением схватил себя за бороду, и — о ужас! — между пальцев торчат длинные космы его рыжей бороды! «Долой ее, долой, а то меня, чего доброго, и впрямь примут за глупца!» Ножниц под рукой не было: он бросился к очагу, желая обжечь горчащую между пальцами бороду. Бороду-то он обжег, но при этом опалил себе все лицо. «Ах, какой я дурак! — крикнул несчастный. — Неужели мулла прав? Не может этого быть! Пойду по белу свету: наверное, найду где-нибудь рыжебородого глупее меня!»

Сказано — сделано. Поплелся рыжебородый куда глаза глядят. В одном ауле на площади он наткнулся на рыжебородого и сильно ему обрадовался. «Дай-ка, — подумал он, — расскажу ему о своем приключении; что он на это скажет?!»

Подходит он к нему, поздоровался и стал ему рассказывать о том, как он, обжигая бороду, опалил все лицо. Незнакомец усмехнулся и как бы в утешение говорит ему:

— Со мной было еще лучше: у меня была корова с закрученными рогами. Вздумалось мне как-то просунуть между рогами голову. Голова-то пролезла — ничего себе, надавил только немного виски, но назад ее вытащить нельзя! Что я ни делал, ничего не помогает: не лезет ни туда, ни сюда! Наконец корова испугалась; подняла хвост и давай со мной носиться по аулу. Я болтаюсь беспомощно; кричу от боли, так как корова своей головой меня безжалостно подбрасывает вверх, а к довершению досады, кто меня ни увидят, тот покатывается со смеху. Люди стоят у своих домов и хохочут. Наконец надо мной сжалились: поймали корову и стали меня вытаскивать иа тисков. Но не идет дело! Пришлось отпилить рога, и тогда только меня освободили. Что же это такое?

— Правда, — ответил наш старый знакомый, — твоя глупость почище моей. Пойдем теперь вместе, не найдем ли где-нибудь рыжебородого глупее нас обоих?