Сказки американских писателей

Фрэнк приложил ухо к бутылке. До его слуха донеслись жалобные причитания: «Выпусти меня. Ну выпусти. Пожалуйста, выпусти. Я все исполню. Выпусти меня. Я не принесу вреда. Выпусти, пожалуйста. Хоть ненадолго. Ну выпусти. Я все исполню. Пожалуйста…»

Фрэнк взглянул на старика.

— Он и правда там, — сказал Фрэнк. — Он там.

— А как же, — подтвердил старик. — Стал бы я продавать вам пустую бутылку, за кого вы меня принимаете? Честно говоря, эту мне бы и не хотелось продавать — из сентиментальных соображений. Просто магазин у меня уже давно, а вы мой первый покупатель…

Фрэнк снова приложил ухо к бутылке.

«Выпусти меня, выпусти меня. Ну, пожалуйста, выпусти. Я…»

— О Боже! — вздохнул Фрэнк. — И что, он всегда так?

— Вполне возможно, — сказал старик. — Я не прислушиваюсь. Предпочитаю радио.

— Ему там нелегко приходится, — посочувствовал Фрэнк.

— Может быть, — ответил старик. — Им, похоже, не нравятся бутылки. А мне — нравятся. Я от них просто в восторге. К примеру, я…

— Скажите, — перебил его Фрэнк, — он что, действительно безобиден?

— О да. Я вас уверяю. Поговаривают, будто они коварны, — восточная кровь и так далее. Но про него я этого сказать не могу. Я выпускал его, и, сделав дело, он возвращался на место. Надо сказать, он очень могущественный.

— И он смог бы мне всё достать?

— Абсолютно всё.

— А сколько вы за него хотите? — поинтересовался Фрэнк.

— Даже и не знаю. Ну, скажем, десять миллионов долларов.

— Вот это да! У меня нет таких денег. Но если он того стоит, может, мы сговоримся об аренде с дальнейшим переходом в мою собственность?

— Не стоит беспокойства. Остановимся на пяти долларах. Я и так получил уже все, что хотел. Вам завернуть?

Фрэнк выложил пять долларов и поспешил домой с драгоценной бутылкой, опасаясь её разбить.

Едва переступив порог своей комнаты, он открыл бутылку. Оттуда повалили клубы густого дыма, обратившиеся в мгновение ока в громадного тучного субъекта восточного типа, раз в шесть выше человеческого роста. Складки жира, крючковатый нос, основательный двойной подбородок — ну вылитый кинопродюсер, только побольше.

Отчаянно пытаясь что-нибудь придумать, Фрэнк заказал шашлык, кебаб и восточные сладости, что и было мгновенно доставлено.

Немного придя в себя, Фрэнк отметил, что его весьма скромные пожелания были выполнены в наилучшем виде, все было подано на блюдах из чистого золота, с великолепной гравировкой, отполированных до ослепительного блеска. Вот по таким мелочам и узнают поистине первоклассного слугу. Фрэнк был в восторге, но виду не подал.

— Тарелки из золота, — заметил он, — конечно, неплохо. Но перейдем ближе к делу. Мне бы хотелось дворец.

— Слушаю и повинуюсь, — ответил его смуглый раб.

— И чтобы все было как следует: размеры, расположение, обстановка, картины, статуи, занавеси и прочее. И ещё бы мне хотелось множество тигровых шкур. Я обожаю тигровые шкуры.

— Будет исполнено, — ответил слуга.

— Как заметил твой бывший хозяин, — добавил Фрэнк, — я художник в своем роде. И мой, так сказать, художественный вкус требует присутствия на этих тигровых шкурах разных молодых особ: и блондинок, и брюнеток, и миниатюрных, и рубенсовского типа, и томных, и страстных, — и чтобы все были красавицы и разодеты чтоб не слишком.

Я этого не выношу. Это вульгарно. Есть у тебя такие?

— Есть, — ответил джинн.

— Тогда доставь их ко мне.

— Извольте всего на минуту закрыть глаза, и как только вы их откроете окажетесь именно в таком приятном окружении.

— Ладно, — согласился Фрэнк. — Только смотри, без фокусов.

Он закрыл глаза, как было сказано. Откуда-то донесся негромкий мелодичный гул и совсем рядом стих. Минута прошла, и Фрэнк огляделся. Его окружали арки, колонны, статуи, занавеси и т. д. самого изысканного дворца, какой только можно себе представить, и куда ни глянь — всюду тигровые шкуры, и на всех возлежат молодые девы невиданной красоты, лишенные вульгарной склонности к переизбытку одежды.

Наш приятель Фрэнк, мягко говоря, был в безумном восторге. Он заметался, словно залетевшая в цветочный магазин пчела. Повсюду его встречали улыбки, полные бесконечной ласки, и взгляды, выражающие то явный, то скрытый призыв. Тут и стыдливый румянец, и опущенные ресницы, и горячая пылкость во взоре, и плечико — капризно вздернутое и всё же манившее. Тут и оголенные руки, да какие! Одним словом, здесь прятали любовь, но тщетно. Это было воистину торжество любви.

— Скажу прямо, — заметил Фрэнк позднее, — я провел восхитительный день. И получил огромное наслаждение.

— В таком случае, могу я просить?… — сказал джинн, поднося Фрэнку ужин. — Могу я просить позволения в знак особого расположения стать вашим дворецким и главным советником по делам ваших наслаждений, вместо того чтобы отправляться назад в эту отвратительную бутылку?

— Не вижу причин для отказа, — сказал Фрэнк. — После всего, что ты сделал, будет не совсем справедливо загнать тебя назад в бутылку. Договорились, будешь моим дворецким, но учти: как бы там ни обернулось, без стука в мою комнату не входить. И смотри — без фокусов.