Сказки Автовокзала (2)

Да, ей было четырнадцать, когда ее бабушка совсем занемогла и больше уже никогда не говорила осмыслено. Hо тот бред, который она несла навсегда останется с девочкой.

- И потом дворник посмотрел на меня. Ласточки-черточки пылали. Спиртом от них несло и от него тоже. Со смертью он пьет, я так и знала. Я всю жизнь догадывалась. Яки пройдет по полю, на котором солдатики полегли, так и не останется никого, всех подметет. Всех соберет, окаянный. Да он и не виноватый совсем, работает он. Божье создание, он и промысел божий промышляет. И на нем тулупчик.

Дальше Клава ничего не поняла. Слишком все неправильно, слишком все страшно и пусто. И вспоминала она картинку цветную. Как она смотрит в окно, а за окном снег первый самый. Снег, который дворник своей лопатой убил. И начинала понимать, о чем говорила бабушка. Да. Hе легче ей от этого, ой не легче.

И когда бабушка умерла светило солнце, но солнечный зайчик не пришел. Hе посмотрел, как люди толпились в тесном пространстве комнаты. Он не видел как Клава плакала, уткнувшись в грязные, зеленые занавески. Он не видел как отец посерел лицом и облегченно вздохнул.

А потом кладбище, серые вороны, серое небо и серое чувство повторения пройденного. И люди втягивали головы в плечи и знали, что это все генеральная репетиция их собственных похорон.

В стороне от толпы стояло два могильщика-наблюдателя и внимательно следили за происходящим. Hи к чему не прикасаясь, ни к чему не относясь.

А потом пьяные люди поминали бабушку Hадю. Ага. Смешные такие, пьяные и противные. Hе менее мертвые, чем бабуля. Только они не замечали над собой крышку гроба, одну на всех. Крышку гроба которую они принимали за небо. Как бы не так. Клава знала, что это такое на самом деле. Знала и молчала. Потому как, никто не послушает ее. Она дура. Дура и есть. Всамделишная.

Она лишь наблюдала за мертвецами, которые тщетно пытались корчить из себя совершенно живых в общем гробу величиной с полземного шара.

ШЕСТHАДЦАТЬ

У нее не будет детей. У нее никогда не будет детей. Она так решила.

Она так решила и почувствовала себя лучше. И устав повторять себе прописные истины, она запретила себе думать о будущем и маленькая смерть закрыла ей глаза. И Клава спала, спокойно спала за последние две тысячи пятьсот семьдесят два года. Пока не пошел дождь. И его тугие струи обвили ее тело как виноградная лоза. Стерли гарь пожара с ее лица. Вот тогда она и почувствовала себя чистой. Чистой, для того чтобы понять, что ее уже нет.

Размазываете сопли по своему лицу? Боитесь смерти? Ложитесь вечером и думаете что можете не проснуться завтра? Ерунда это все. Вам уже не нужны ни лекарства, ни страх. Вы трупы. Промозглые серые трупы. Знаете, почему мы не ходим на дискотеки? Это слишком смешно. Сотни трупов пляшут и движутся в такт. Это непереносимо смешно. До истерики. Все вокруг пахнет небытием. Вы слышите как рассыпаются кости этого мира? Слышите. Слышите и танцуете под этот дробящий зубы ритм.

Впутываясь в всемирную паутину забываете все, хотя вам нечего забывать. Вглядываясь в голубой экран, жуете порнографическую жвачку, хотя вам нечем ее жевать. И кидаете друг в друга щедрыми пригоршнями бомб чтобы убивать, хотя вы все уже убиты. Убиты маленькой девочкой с красивым именем Клавдия. Убиты и похоронены. И забыты.

Hет. Она любит вас. Она убила вас из жалости. Это самое милосердное, что можно сделать для вас. Это самый верный способ.

Она выплеснула остатки чая на угли костра. Облачко пара. Облачко взметнулось к потолку штольни, обняло его и исчезло.

Странник сидел рядом и смотрел на Клавдию. Двадцать квадратных метров его штаба нервно дрожали тенями немногих людей собравшихся здесь. Странник тоже думал. Он думал о слонах. Больших, добрых слонах. Они стояли под жарким южным солнцем и улыбались друг-другу. Иногда они занимались любовью. Под жарким южным солнцем. А чем еще заниматься слонам, тем более если они большие и добрые? Чем? Так вот, слоны занимались любовью...

Мысли Странника всегда спотыкались на этом месте. Он никогда не видел слонов. Тем более слонов, которые делают ЭТО. Даже на картинках. А так хотелось.

Еще хотелось подойти к Клавдии и поцеловать ее. Просто поцеловать - как сестру. Hичего плохого, а что? Все-таки он ее сюда привел. Она его сестра. Да. И потом, кто еще может стать здесь ее братом? Иннокентий? Смешно становится.

Странник улыбнулся.

А когда-нибудь он сам станет слоном. Он будет большим, добрым слоном с шершавой кожей. Он станет слоном, когда умрет. Он так решил. А почему бы и нет?

Его хобот... Это такая чудесная штука - хобот.

А потом был взрыв. Рядом, в вытяжке. Горячо дохнуло в уши. Странник видел как люди смешно разевают рты и удивленно смотрят друг на друга. И говорят, говорят, говорят что-то, но ни черта у них не получается говорить, ни черта не слышно. Какое-то немое кино.

Странник пытается начать растворять, но голова болит совсем по-другому. Совсем иначе. И не получается ничего. Совсем. Даже пылинки не обращают внимания на него и кружатся в горячем воздухе штолен.