Сказки Баюна: Цена свободы

Мальчишка замер. Даже дышать перестал. К счастью, внезапный порыв сил закончился, и лишь ворох неразборчивых проклятий долетел из-за стенки. Ждан закусил губу, но крупные слезы предательски покатились по щекам. Не от боли, нет. От обиды. Он избу подмел? Подмел. Воды из колодца набрал? Набрал. Поленья из поленницы принес? Принес. А вышло, что этим самым бревном его и поколотили! Из-за старого вшивого сухаря… Не для себя ведь взял, а для Рады…

– Ревешь?

Тихий голос снаружи прервал невеселые размышления.

– Рада, ты что ль?

– Много людей с собачьими будками разговаривают?

Ждан промолчал. Стараясь не шуметь, он втянул сопли и медленно уткнулся лицом в солому.

– Я войду? – терпеливо поинтересовались снаружи.

Мальчишка задумался. Никто, кроме Рады, о тайном убежище не знал и знать не мог. В этом он был абсолютно уверен. С другой стороны, нечисть всякая людей за версту чует…

– Слово скажи. Секретное.

– Ты серьезно?

– Серьезно.

Снаружи замолчали. Тишина, да и только. Даже кузнечики стрекотать перестали. Точно, нечисть, а притворяется-то как ловко… Ждан тихонько потянулся к припрятанной у стены палке – хорошей, крепкой, еще и с острым сучком на конце…

– Горькая редька.

Мальчик облегченно выдохнул и аккуратно положил свое импровизированное оружие на место.

– Входи.

Секунда, и из большой норы в углу показалась черноволосая голова, острые плечи, а затем и вся Рада целиком. Девчушка резво отряхнулась, аккуратно повернулась, стараясь не задеть грубые шершавые доски, и посмотрела на Ждана. Она была стройной, скорее даже худоватой. Бледный цвет лица, слегка впалые щеки, угловатая шея. И руки… мозолистые руки в ссадинах и порезах. Такие руки должны быть у стариков или взрослых, но никак не у детей.

Будто прочитав мысли брата, Рада уперлась руками в солому, подвинулась к Ждану и спросила его прямо в лицо:

– Плакал, что ли? Опять?

Мальчишка отпрянул назад и выпалил:

– С чего ты взяла?!

Глаза цвета чистого малахита смотрели на него пристально и внимательно. В последнее время все чаще блеклые и едва зеленоватые, но в моменты общения со Жданом – всегда сияющие любовью и теплом.

– Ну, давай посмотрим… Ведро с водой дома стоит, дрова в подпечке, отец спит, но дверь открыта, обувка валяется как попало, а два полена аж в сенях на полу лежат.

– Целых два? – с нескрываемым ужасом прошептал мальчик.

– Целых два. Ну и, наконец, – мой брат в собачьей конуре. Лежишь на спине, хотя спать предпочитаешь на боку. Волосы взъерошены. И глаза красные…

– Это я уснул и в солому уткнулся, – оправдание вышло робким и неубедительным.

– Вывод? За сухарь перепало. Верно?

Ждан обескураженно молчал. Несмотря на обиду и слезы, он твердо намеревался унести тайну своего позорного бегства в могилу и не рассказывать об этом сестре. Но от Рады, как обычно, ничего не скроешь. Пристыженный кивок означал полное и безоговорочное поражение перед девичьим чутьем.

– Но и это не все. Я тебе что на поле сказала?

– Отнести сухарь обратно.

– Что еще?

– Положить там, где взял.

– И ты положил?

– Не успел! – внезапно вспылив, мальчик отвернулся от сестры, несколько раз рассерженно вздохнул и продолжил. – Я к печке подошел, а отец проснулся! Глаза красные-красные, злые-злые! Я рванул от печки, а он – как змея! Схватил меня за руку, глядь за печь, а сухаря-то и нет! Он как полено схватил, как замахнулся и орет!

Вновь переживая не самые приятные события, Ждан повернулся к сестре. Девчушка смотрела на него с такой горечью и жалостью во взгляде, что мальчишка осекся и замолчал.

– Ну он полено о пол как кинул… Страшно стало. Я вырвался и убежал. Отсиделся в орешнике и назад. Не идти же в дом? Залез в конуру.

– Больно?

– Да не бил он меня…

Ждан огрызнулся и вновь отвернулся к стене, притворившись, что рассматривает искусную работу не самого умелого мастера хлевов и конур. Справа медленно выплыло лицо Рады.

– Ждан…

– Ну что?!

– А сухарь-то где?

Мальчонка старательно игнорировал вопрос, продолжая размышлять об устройстве конуры: «Нет, в работах деревянного зодчества определенно что-то есть. Доски, может быть, и не самые хорошие, да и зазор вечно пляшет, но…».

– Ждан…

– Съел я его, съел! Чего мне, просто так получать, что ли?!

– То есть били тебя, да?

– Да нет же, все не так…

Опять воцарилась неловкая тишина. В голове каждого из детей роились собственные думы. Мысли Рады были чуть серьезней и обстоятельней мыслей брата, но на то она и старшая.

– Вкусный хоть сухарь?

Поняв, что сестра не планирует ругаться, Ждан развернулся к ней с сияющим лицом и воодушевленно ответил:

– Вкусно! Но не как яблоко вкусно, не как малина… хрустящий такой, аж язык чешется, но на вкус… даже описать сложно. Я и тебе оставил!

Мальчик потянулся в карман за пазухой, достал оттуда заботливо припрятанную половину сухаря и протянул сестре.

– Попробуй!

Засмеявшись, Рада откусила маленький кусочек и протянула оставшуюся часть Ждану.

– Вкусно. Доедай и пошли в избу мириться. А то надо еще дров наколоть да сарай подправить, скоро набекрень завалится.

– А как же отец?! А сухарь? – в глазах ребенка мелькнула паника.

– За печкой лежит. Скажу, уронила, когда убиралась.