Сказки Бернамского леса (СИ)

Я пожала плечами. Ну чтили меня как богиню войны, приносили кровавые жертвы… Только вот кормить ту, что создана дарить жизнь, верой в смерть, все равно, что давать младенцу вместо материнского молока, кровь.

Только вот не может быть две Великие матери. Потому лучше превратить меня в тень, обратную сторону медали, чем признать, что я ее земное воплощение. Кровь от крови, плоть от плоти. Родная дочь, не оправдавшая надежд.

— Сочувствую.

Нет, мне не было жаль. Точно не ее, и не утерянную власть с позабытым могуществом. Их я почти пятьсот лет назад с превеликим удовольствием преподнесла Кам Воронье Крыло, шагнув с обрыва и избавив ее от необходимости вызывать меня на бой. Нет, я жалела, что не возьму на руки ребенка, не сыграю больше на флейте, не увижу Нуаду в его новом обличье.

Мидир. Это имя шло ему. Оно не было таким обжигающе холодным. И веяло от Лесного Царя не стужей, я осенним лесом. Терпким, пряным, родным.

Среди приторного яблочного дурмана, нос уловил густой запах прелых листьев. Я дернула головой прогоняя наваждение.

— Сочувствие. Вот именно. Слишком много в тебе сочувствия. Вы с Нуаду должны были стать человеческими богами. Олицетворить вечную борьбу порядка и хаоса. Стать непримиримыми врагами и неутомимыми любовниками. А вместо этого ты отпустила его! — Дану в бессильной ярости сжала кулаки. — Ты отпустила его дважды, Маха! Несмотря на мой приказ. Несмотря на наказание, коему я подвергла тебя! Почему ты такая упрямая? Неужели тебе не хочется жить вечно?

— Наверное потому, что нет хуже вечности, чем та, что провел в борьбе и ненависти, — раздался за спиной знакомый голос. Я обернулась со скоростью кошки, которой наступили на хвост. В тени яблони, опершись плечом о ствол стоял Мидир в своем истинном обличии. А на руках у него сладко спала дочь.

Глава VIII. У всего своя цена

Мидир слышал весь разговор и был зол. Нет, не так. Он полыхал яростью осеннего пожара. Листья яблони над ним свернулись и почернели. Осыпались серой трухой. Хрустальное небо потаенного царства пошло трещинами. Горячий ветер сорвал с верхушек деревьев белые лепестки и кинул их в сторону Дану.

Богиня замерла в изумлении. В ее саду бесновалась буря. Трещали яблоневые стволы, запах гари забивал ноздри. Чернота застлала траву. И не было никаких сил прекратить это безумие.

Этэйн кинулась к взбешенному туату. Бесстрашие на грани глупости. Она обвила Лесного царя, как плющ обвивает могучее дерево. Вросла в него кожа к коже. Впитала поцелуем чужую ярость, как земля впитывает влагу.

Буря иссякла.

Яблоневые лепестки медленно опадали на землю. Тишина окутала сад.

Мидир прикрыл глаза. Прохладные пальцы Этэйн перебирали его жесткие пряди, задевали основания ветвистых рогов. В этот момент он готов был обратиться в камень, по глади которого вечно будет скользить солнечный луч его любимой.

Но мгновения счастья быстротечны, лишь горе способно длиться вечно.

— Мы уходим, — голос Лесного Царя походил на хруст сухих веток.

— Нет.

Невероятных усилий стоило Дану держать себя в руках. Впервые с начала времен магия этого места отказалась ей подчиняться.

— Ты не сможешь удержать нас, великая матерь, — выплюнул Мидир и задвинул Этейн за спину.

— Не я — мироздание. Оно не выпустит Маху отсюда. Ты же Кернунн уходи. — Дану вложила силу в приказ, но ни она, ни истинное имя не помогли. Мидир не двинулся с места.

— Это ты истратила бессметные жизни Этэйн на человеческие воплощения. Поэтому ты дашь нам яблоко и перестанешь путать тропы.

Дану расхохоталась, и смех этот грозой прошел по яблоневому саду.

— Оглянись Кернунн, в этом саду больше нет яблок. Только цветы, похожие на снег. Вечная весна, белым саваном укрыла остров.

Мидир огляделся. Кругом, сколько хватало взгляда, росли деревья. Среди шапок зелени стыдливо выглядывали белые цветы, но плодов не было. Время, которое так в любом Сиде, текло крайне медленно, здесь и вовсе остановилось. Вечная весна Яблоневого острова навевала жуть. Что могло послужить причиной разлада, оставалось только гадать.

Дану тем временем взяла себя в руки. Смятение на лице Мидира придало ей сил. За спиной возник хрустальный трон, на который она с достоинством воссела.

— Увы, сын мой. Мне жаль, но я такой же заложник правил мироздания, как и все тут, — голос ее сочился ядом, и Мидиру подумалось, что зрей тут яблоки, все они были бы отравлены. Дану тем временем продолжила: — Ты в гневе своем не пожелал услышать и принять главного. Век туатов подходит к концу. Ваши души больше не питают этот остров, а он в свою очередь не дает жизнь новым искрам. Вы умираете. Пройдет еще какая-то жалкая тысяча лет, и на земле останутся только те дивные, коих питает людская вера. Мне жаль. Я хотела спасти вас двоих, но вы променяли свое бессмертие на… на что кстати?

— Видимо на любовь. Помнишь загадку мирозданья? Что прекрасней смерти и желанней жизни? Может, эти двое разгадали ее? — раздался насмешливый голос. Поодаль от трех туатов, на черном поваленном дереве сидел бард и подтягивал колки на удивительной арфе, сделанной из человечьих костей.