Сказки чужого дома

Чья безопасность тревожила солдат? Приговоренной, которую могла разорвать толпа, в большинстве своем не знавшая, насколько ужасно ее преступление? Или зрителей, по которым могли открыть огонь невесть как проникшие в превосходно охраняемый город соратники мятежницы?

Люди терялись в догадках. Но даже те, от кого не укрылись некая тревога и неуверенность в действиях алопогонных, не догадывались, как были близки к правде. У солдат Первого подразделения имелся серьезный повод для беспокойства.

Очень.

Вышестоящий офицер Грэгор Жераль исчез прямо в день Перевеяния. Впрочем, вскоре выяснилось, что на самом деле он пропал еще накануне. Его никто не сопровождал, он не оставил указаний и более того, не взял вещей, с которыми обычно не расставался. Когда в занимаемую то-син комнату вошли, то обнаружили в ней и камень допуска акъяр, и винтовку с резной рукоятью, и несколько магазинов патронов. Отсутствовали лишь пистолеты. Как и любые подтверждения того, что алопогонный покидал комнату в спешке или… насильно? Эта версия казалась полной нелепостью. И почему он оставил акъяр? Ведь по камню его перемещение можно было бы отследить.

Рину Крауссу не докладывали о произошедшем. Это не понадобилось. Командир Сотни сам был первым, кто вошел в пустую комнату и окинул ее коротким отстраненным взглядом. В то время как прочие шептались и озирались, офицер молчал. Только оправлял механическими движениями рукава мундира.

– Куда он мог исчезнуть?

Хвост Сиша Тавенгабара мотался из стороны в сторону, острые уши дергались. Он даже поводил носом, будто надеясь что-нибудь учуять. Краусс, какое-то время понаблюдав за хаотичными перемещениями шпринг по комнате, отвернулся к окну.

– Понятия не имею.

– Отдавать приказ о поиске?

– Нет.

Тавенгабар настороженно приблизился. Что-то его встревожило, возможно, полное равнодушие интонации офицера. Понизив голос, он уточнил:

– Грэгор говорил с вами?

Рин Краусс, все так же глядя на улицу, кивнул:

– Говорил.

– И?

– Теперь, как видишь, его нет.

У шпринг вздыбилась шерсть на загривке, он сжал кулаки и ощерился. Его нервировало странное поведение человека, от которого зависело слишком много. Еще больше – то, что солдаты вокруг уже перестали что-либо искать и начали просто шептаться. Переглядываться. Хмуриться. Тавенгабар подскочил на месте, когда кто-то у двери, из молодых, небрежно бросил одно отвратительное слово.

«Дезертирство».

– Вы что, не понимаете? – Тавенгабар бесцеремонно обошел командира и заслонил ему вид из окна. – Син-Четверка! Он столько сделал, чтобы она собралась, и теперь…

– …Теперь, – Краусс спокойно взглянул шпринг в лицо, и тот осекся, – она не соберется. Ничего не поделаешь. Я напоминаю тебе, что не потерплю панических настроений в отряде. Особенно от тебя. Давай-ка не будем вспоминать, от чего ты лечился.

У Тавенгабара нервно дернулось ухо. Он не опустил взгляда и по-прежнему сжимал кулаки. Затем он медленно выдохнул и заговорил ровнее:

– С ним что-то случилось. Я уверен.

– Со всеми что-то случается. Иногда это приводит к правильным результатам.

– Лоу Краусс…

Командир Сотни тяжело опустил руку шпринг на плечо, и тот замолчал. Офицер слегка повел глазами вправо, потом влево, цепляя взглядом солдат. Они уже перестали шептаться, лишь напряженно вглядывались в двоих спорящих у окна и прислушивались.

– Все идет в соответствии с планом операции, – отчеканил Краусс. – Расходимся согласно полученным ранее указаниям. Не расслабляться. До начала – час.

В комнате было несколько лавиби. При словах «Все идет в соответствии с планом операции» ни один не учуял лжи.

* * *

Он не связал ей руки. Вообще не сделал ничего, чтобы предотвратить ее возможное бегство. Может, потому что прекрасно понимал: как только Зверь наберет скорость, преодолевая последний виток пути, деваться будет некуда.

Впрочем, она не сбежала бы и раньше. Последняя возможность – в гостиничном коридоре – была упущена из-за нацеленного в лоб пистолета. Втащив Хаву в номер, Хо' Аллисс как ни в чем не бывало продолжил телефонный разговор с невидимой собеседницей. Развалившись на стуле и закинув ногу на ногу, он все время держал девочку на прицеле и ласково улыбался.

Хава оцепенела: она едва могла дышать, о том, чтобы закричать, не было и речи. Ее знобило. К горлу волнами подкатывала тошнота. Она догадывалась: так ощущается предательство и то, что следует за ним. Разочарование и страх, смешанные воедино, сплавленные в металле ствола, целящегося в лоб.

Она не потеряла способности думать и почти сразу осознала: Хо' Аллисс, скорее всего, ее не убьет. Если бы хотел, застрелил бы в коридоре. Нет. Не убьет. Он подтвердил это, когда, закончив говорить, отложил пистолет, поднялся и приблизился к стулу, где Хава неподвижно сидела. Потрепал по макушке.

– Немного неудобно получилось, да, мой друг?

Девочка оцепенело глядела снизу вверх. Она не могла поднять руки, но ей очень хотелось заслониться. Прежде всего, от слов «мой друг».

– На самом деле ты очень хорошо меня понимаешь, я знаю… Ведь у нас с тобой одна родина, правда?