Сказки cтарого Вильнюса

Люси сидит на дереве и смотрит в небо. Там, наверху, парят над городом воздушные шары: темно-синий с желтым значком, похожим на замочную скважину, красный с надписью «Nord», белый с цветком клевера, бирюзовый с рекламой пива, радужный с черным слоном. Дедушке Жюлю они бы очень понравились, думает Люси. Не удивлюсь, если он сейчас сидит на каком-нибудь облаке и смотрит на шары сверху вниз. Взрослый человек, доктор гуманитарных, а все-таки наук, физику в школе учила, но вот совершенно, ни капельки не удивлюсь!

Дедушка Жюль не раз во всеуслышание заявлял, что не собирается после смерти лежать в гробу. Дескать, никогда эта идея ему не нравилась. Жив ты или мертв, а света и свежего воздуха вокруг должно быть много.

Дед и в погреб-то не любил спускаться. Не боялся, конечно, он вообще ни черта не боялся, а именно не любил. А тут – гроб! Душно, тесно, темно. Поэтому, рассказывал дедушка Жюль, я заключил договор с одним ангелом.

Дело, по словам деда, было зимой, в Кракове, еще до войны. Ангел сидел на площади Рынок, лязгал зубами от холода и вид имел потерянный, как с неба свалился.

Строго говоря, именно это с ним и произошло.

Остальные люди ангела не то вовсе не видели, не то просто не обращали на него внимания, бежали мимо по своим делам, подняв воротники. А дедушка Жюль заметил беднягу, пожалел, ободряюще похлопал по крылу, напоил дешевым подогретым вином в ближайшем кабаке, сидел с ним и травил байки, не умолкал до самого вечера, пока ангел не начал смеяться. А когда ангелы смеются, они возвращаются домой, на небо, это каждый ксёндз знает. Ну ладно, заврался, не каждый. Только самые старые и умные. Да и те – через одного.

На прощание ангел твердо пообещал своему спасителю, что, когда придет срок, спустит ему с неба веревочную лестницу. И уж тогда главное – не замешкаться, не оробеть. И не выдохнуться на полпути. И, конечно, не свалиться. Потому что ловить никто не станет, так у ангелов не принято. Если уж человек взялся лезть на небо, пусть справляется сам.

Что дедушка Жюль справится с любой лестницей, можно было не сомневаться. В юности он сбежал из дома с бродячими циркачами, странствовал с ними несколько лет и успел выучиться куче вещей, чрезвычайно полезных человеку, всерьез планирующему забраться на небо. Как будто заранее знал, что пригодится. В цирке же он получил звонкое заграничное имя Жюль; впрочем, время от времени дед принимался уверять, будто взаправду родился в далекой Франции, самым что ни на есть расфранцузским французом, но потом его украли цыгане, спасаясь от погони, добежали аж до самого Балтийского моря и только там бросили младенца, на радость бездетному жемайтийскому рыбаку. И Люси ему верила. Мало ли что в паспорте написано «Юргис» и местом рождения значится рыбацкий поселок Йодкранте, написать что угодно можно.

Люси вообще верила каждому слову деда.

А как, скажите на милость, не верить человеку, который дожил до восьмидесяти девяти лет, похоронил жену, сказал: «Пожалуй, и мне пора, хорошего понемножку», – а потом не захворал, не умер, как прочие старики, а взял, да и пропал без вести. Исчез, совсем исчез! До сих пор ничего не нашли. Не то что тела – пуговицы от рубашки.

И не найдут, весело думает Люси. Разве что со спутника случайно сфотографируют, как он там по облакам с ангелами скачет, и тут же засекретят информацию на веки веков. Небось, сидит сейчас на самой пухлой тучке, смотрит на мои шары… ну, скажем так, на наши с князем шары. И наверняка страшно мной гордится. Говорит ангелам: смотрите, какую внучку воспитал! И те уважительно кивают, покачивая тяжелыми крылами. А я, правда, ничего так получилась. Даже знакомым ангелам не зазорно показать.

Дед с бабкой жили в Заречье, на улице Кривю. И Люси с ними, потому что в детских садах вечно не хватало мест, а отец с матерью никогда не были выдающимися борцами за житейские блага.

Поэтому Люси жила у папиных родителей. И в школу потом там же пошла. Домой ее забирали только на выходные – возить ребенка каждый день туда-сюда было бы долго, неудобно и совсем не по дороге.

Старики, заполучившие в полное распоряжение любимую внучку, были счастливы, молодые родители – свободны, а о Люси и говорить нечего. Хотя понастоящему она осознала свою удачу гораздо позже, задним числом, в детстве-то просто живешь как живется, не оценивая, в голову не приходит, что может быть как-то иначе.

Бабушка Рая работала в библиотеке, зато дед был совершенно свободен, и с понедельника по пятницу весь мир принадлежал им с Люси. Такой прекрасный, удивительный мир, щедро снабженный дедовскими комментариями.