Сказки диспетчерских смен (СИ)

Довольно далеко стоящие друг от друга столбы с тускло-жёлтыми фонарями, вдоль которых шёл трамвай, словно выплывали из сумрака в свет, высвечивая, точнее, как бы накачивая объёмом и красками полосы пейзажа. И полосы эти были разными: гаснущие в темноте тополиные осенние голые кроны сменялись красно-золотыми варежками листьев, надетых на ветви берёз, которые в свою очередь растворялись в свете зари над стылой водой небольшого, круглого озера.

Света помотала головой и несколько раз зажмурилась, не веря собственным глазам.

— Это что? — с опаской спросила она у кондуктора, показывая пальцем в окно, за которым нарождалась пронизанная солнцем пустая аллея сбросивших листву клёнов.

Женщина обернулась на миг и улыбнулась.

— Клёны, — сказала она, с удовольствием глядя на испуганную Свету. Потом засмеялась, мягко и по-доброму. — Сейчас на дворе что? Осень. Вот мы и едем по осени.

— Я понимаю, — пробормотала Света — кондуктор недоверчиво хмыкнула, — косясь на окно, за которым выплыла сочившаяся потоком капель тёмная туча. — Но почему время разное?

— А его и измеряют по-разному. Кто — эпохами, кто — часами.

— И…что?

— Ну… у кого и эпоха укладывается в один миг — слышала песню? А у кого и минута тянется вечностью. Я тебе это уже говорила. А что бы ты выбрала?

— Я? — растерялась Света. — Не знаю. По-моему, и так и так не совсем правильно. Мигнул — и новая эпоха. А старую куда? Не может быть, чтобы там всё было плохо, так просто не бывает.

— А тягучая занудливость растянутых минут в ней предпочтительней?

— Да нет же! — Света закусила губу. — И растянутые минуты — это ведь жизнь. У кого-то короткая и яркая, у кого-то длинная и рассудительная. И не стоит разбрасываться жизнью, перескакивая целые эпохи.

Какое-то время кондуктор задумчиво смотрела на Свету, и той вдруг сделалось довольно неуютно. Она поёжилась и робко сказала:

— И вообще, я не философ.

— Все мы «не философы», — вздохнула женщина, — только вот хлебом нас не корми, дай порассуждать о мироздании. Тебе, кстати, стоять придётся, все места заняты.

— Да, а куда вы едете? — спохватилась Света, окидывая взглядом салон. — И почему без остановок?

— Почему — без остановок? С остановками. А едем — ну… куда сердце захочет, хоть в Антарктиду, но только в осени.

— И как вы узнаёте, кто куда хочет? — сказала Света. — Я ещё понимаю, когда…

Женщина внезапно рассмеялась, будто зазвенели маленькие льдинки.

— Ты решила, что мы заранее выяснили предпочтения каждого пассажира и проецируем на окна слайды?

— А разве нет? — Света вдруг почувствовала себя донельзя глупой, покраснела.

Не отвечая, кондуктор наполовину развернулась на своём сиденье, нажав на защёлки вверху, опустила маленькое окно, впуская смолисто-хвойный запах. Чуть привстала и ненадолго высунулась наружу. Потом снова подняла стекло и показала небольшую коричневую шишку с полосками смолы на боках. Провела большим пальцем сверху вниз, сдирая в ладонь чешуйки, и достала несколько кедровых орешков, которые протянула Свете.

Света машинально сунула один в рот, расщелкнула: ни с чем не сравнимый вкус так и подстёгивал заняться шишкой поосновательней. Она аккуратно вынула скорлупки и, не решившись бросить на пол, спрятала в карман.

— Как такое возможно? — За окнами уже плыл широкий бульвар с огромными каштанами в пышной золотой листве.

Трамвай плавно остановился.

— Минутку. — Кондуктор повернула плоскую рукоять на стенке рядом со своим местом. С шипением открылись створки. Свете было видно, как в середине салона с сиденья поднялась пара и вышла в передние двери. Затем двери закрылись — вагон дёрнулся и застыл, — чтобы тут же открыться вновь, и новая пара сошла с подножки. Так продолжалось несколько минут, пока в салоне не остались лишь Света с кондуктором.

И так не очень яркий свет матовых плафонов померк ещё больше, погрузив салон в уютный сумрак.

— Иди-ка сюда.

Женщина встала, прошла в середину и присела у окна, приглашающе похлопав по сиденью рядом с собой. Света подошла, села. Ей было интересно.

— Ты имей в виду, — сказала кондуктор, — за окнами — не погода, за окнами — настрой твоей души. Оттого, кто-то окунается в разноцветье на осенних ярмарках, где ручьи золотой пшеницы сливаются в неспешные потоки, текущие к мельничным жерновам. А кто-то в чертогах ледяной королевы поднимает в честь хозяйки бокал тёмного хрусталя с коктейлем из стужи и вьюг. Или в звёздном шлейфе Млечного Пути вдруг видится опахало галактик с мириадами крошечных солнц. Пожалуй, ты нам подходишь.

— Что? — не поняла Света. — Куда я подхожу?

— Нам, — сказала кондуктор. — Диспетчерской Осени.

Она внимательно смотрела на Свету.

— Э… — Света не знала, что сказать. — Только осени?

— Только осени. Ты же к нам села. А вполне могла попасть в кабинку колеса обозрения Диспетчерской Летнего Разноцветья.

— Это как? — удивилась Света. — Я в трамвай садилась, какое же это колесо, да ещё обозрения? Как можно перепутать?

Женщина вздохнула. Терпеливо. И внятно сказала Свете, тщательно выговаривая слова: