Сначала раздаётся пронзительный визг, который уже не утихает до конца. Затем в дело вступают копыта, которые молотят в пол со скоростью шестьдесят миль в час. Затем включаются пищалки и гуделки. Затем – разбивалки и тарахтелки. А когда шум достигает потолка, его перекрывает кошачий вопль, который может издать сиамская кошка, если её крутить над головой, намотав хвост на кулак…
Постепенно я начал сходить с ума. Я начал обматывать уши с берушами эластичным бинтом, а сверху натягивал шапку-ушанку. Из-за этого я сжёг чайник, потому что не услышал, как он засвистел. А ещё я не услышал, как воры залезли в мою квартиру и украли лыжные ботинки. А однажды перед сном я пошёл прогуляться, позабыв размотать эластичный бинт, из-за чего чуть не попал под трамвай, который так звенел, что разбудил всех окрестных собак, лая которых я тоже не слышал.
Вскоре моя размеренная жизнь сошла с рельсов и покатилась под откос. Вместо добрых сказок я начал писать злые истории, в которых зарывал Грохотулю в песочнице, сбрасывал с самолёта, привязывал к атомной бомбе, заставлял пить рыбий жир и крутил над головой, намотав на кулак шнурки её ботинок.
Из-за этого я стал очень нервным. Даже когда Грохотуля не шумела, я всё равно с ног до головы покрывался нервной дрожью, потому что ожидание ужаса в сто раз ужасней его самого.
И тогда я сильно задумался. Ведь за стенкой, подумал я, целый день живёт бабушка, которой в сто раз слышнее, что вытворяет Грохотуля. Но она почему-то с ума не сходит, а наоборот, ходит весёлая и довольная и со всеми вежливо здоровается и даже со мной, когда я выношу мусор. Значит, она знает какой-то секрет. Поняв это, я поймал у подъезда застенную бабушку и прямо в лоб спросил, как она живёт в таком грохоте и до сих пор живая? На что бабушка удивлённо вскинула брови и ответила вопросом на вопрос:
– В каком грохоте? Просто ребёнок играется…
– А почему он на улице тихий? – грозно переспросил я.
– Потому что ребёнок воспитанный! – гордо ответила бабушка и погладила Крохотулю по косичке.
При этом бабушка радостно улыбалась, а из её очков выпрыгивали солнечные зайчики.
И тут я всё понял! Оказывается, бабушка так любит Крохотулю, что Грохотулю просто не замечает.
Тогда, может, и мне попробовать полюбить, если ничего другое уже не помогает? С этой мыслью я решительно вытащил из ушей беруши, размотал бинты и повесил шапку-ушанку на гвоздь. А потом подарил соседской девочке конфету и свою книжку с картинками. А потом погладил её по косичкам и… тут же полюбил.
С тех пор Грохотуля мне нисколько не мешает.
«Растёт ребёнок!» – радостно думаю я, услышав топот маленьких ножек, и спокойно начинаю писать новый роман.
Кстати, Крохотулю и Грохотулю зовут Катя. Замечательно тихое имя!
СИЛА БАБУШКИНОГО ВНУШЕНИЯ
У Пети был велосипед. Почти настоящий – с педалями, цепью и рулём. Но как не крути педали, а почти настоящий – это не совсем настоящий. А не совсем настоящий – это всё равно что совсем ненастоящий.
Короче, было у Петиного велосипеда три колеса, а ведь любому ясно, что третье колесо настоящему велосипеду нужно, как зайцу стоп-сигнал или как ракете пропеллер.
Хотя, если разобраться, зайцу стоп-сигнал не помешает. Он же скачет как угорелый и сбивает волка с толку. А со стоп-сигналом волк хоть вовремя тормозить начнёт…
Только Петя не заяц! Пете недавно стукнуло четыре года, и он стыдился ездить на трёхколёсном велосипеде. И правильно стыдился, ведь все мальчишки давно рассекали пространство двухколёсными велосипедами и не обращали на Петю никакого внимания. И как Петя ни старался звенеть в звонок, прикрученный к рулю, и кричать до икоты, ворваться в двухколёсное пространство у него не получалось.
Каждый вечер, когда Петин папа приходил с работы, Петя приставал к нему, чтобы тот открутил лишнее колесо. Но к папе Петины просьбы приставали плохо. С работы папа приходил уставший и сразу садился ужинать перед телевизором, потому что папа решил худеть, а телевизор здорово отбивает аппетит.
Не пристав к папе, Петя начинал приставать к маме и бабушке. Но и это было бесполезно: мама отмахивалась от Пети телефонной трубкой, а бабушка говорила, что не умеет откручивать колёса, а вот если бы чего-нибудь пришить, тогда другое дело.
Но, как говорится, терпенье и труд всё перетрут. И Петя тоже перетёр. Вернее, ему повезло: папа подвернул ногу, когда доставал с антресолей лампочку, и вместо того, чтобы прийти с работы уставшим, папа вообще на работу не пошёл. Два часа папа терпел подвёрнутую ногу и только постанывал, а когда папе надоели Петины приставания, папа достал гаечный ключ и открутил лишнее колесо так быстро, что оторвал пуговицу от манжеты, которую бабушка тут же пришила.
На радостях Петя начал катать настоящий велосипед по квартире, натыкаясь на встречные предметы. А когда он в третий раз наткнулся на маму, мама выгнала его во двор вместе с велосипедом и бабушкой, чтобы бабушка помешала Пете с непривычки убиться.