Огорошенная таким пренебрежительным отношением Муха в растерянности опустилась на сухую былинку. От обиды и разочарования она едва держалась за тонкий стебелек. Но тут отвергнутая обольстительница почувствовала на себе чей-то взгляд. Обернувшись, Муха отпрянула – прямо на нее, не отрываясь, смотрели четыре пары паучьих глаз. Моментально преобразившись, красотка расправила крылышки и улыбнулась новому знакомому.
«Все лучше, чем ничего, – решила она. – По крайней мере, в проигрыше я не останусь. Вон какими голодными глазами этот мужлан на меня смотрит. Ну и что, что не летает. Зато обеспечит, в свет выведет. А там, глядишь, я себе получше партию подыщу». И Муха смело поползла навстречу Пауку.
Пролетела ночь, наступило утро. В густом кустарнике на тонких нитях паутины, переливаясь под лучами утреннего солнца, сиротливо блестели два прозрачных крылышка, почти незаметные среди искрящихся капелек росы.
ПРАВДА
Высоко в горах, между двух каменных отрогов журчало живыми родниками маленькое озеро. Каждый окрестный житель, заглянув в глубокие воды, мог увидеть свое отражение. Конечно, в других водоемах тоже отражался мир, но в горном озере этот мир выглядел без всяких прикрас, именно таким, каким и был на самом деле. Не расцвечивала озерная вода жизнь леса яркими красками рекламы, не искрились на поверхности озера солнечные зайчики приукрашивания.
Наоборот, все, что было в жизни плохого, в каплях воды, как под увеличительным стеклом, приобретало такие размеры, что никто не мог пройти мимо, не увидев внутренней сути лесного жителя, отраженного кристальной озерной волной.
Прилетели как-то на озеро две старые толстые утки, стали наперебой рассказывать, какой у них в утином обществе беспредел творится, как новоявленный вожак порядок в птичьем государстве нарушает, да пользуется добром, много лет стаей по крупицам собираемым. Но в озере, как в зеркале отразилась сущность самих сплетниц, – в былые годы не последнее место занимали они в стае, каждая из них успела в свое время воспользоваться государственными благами, каждая лучшие зерна из несметных запасов клевала. Но оттеснили уток от большой кормушки, заняли их место на самой середине поляны. Вот и решили бывшие хозяйки жизни правду искать. Свою правду…
– Вот смотрите, смотрите! – возмущалась одна. – Видите на мне эти розовые перья? Такие перья только у нас в заветной кладовой были! Только для самых высоких гостей мы их берегли, только для самых знатных! Все лесные правители наведывались к нам, украшали себя нашими перьями. А теперь никто в нашу сторону и не смотрит. Вот какие дела творятся в птичьем государстве! А простые птицы ничего не имеют, простым птицам неба для полета не дают, в голубом просторе им, бедным, отказывают. Зато такие хапуги, как нынешний вожак, всевозможными привилегиями пользуются! А воруют, воруют они безбожно, никогда такого воровства, как сейчас не было!
– А меня-то, меня! – перебила ее вторая утка. – Оттеснил вожак с помощью гусей важных с самой середины полянки! Теперь на моем месте сидит, стаей управляет! А я нигде правды добиться не могу, ни в Храме справедливости, ни на Скале Совета. Все или боятся нашего нового вожака, или заинтересованы с его помощью из нашей заветной кладовой лучшие перья таскать! Надо выгнать, выгнать нового вожака, незаконно сидит он на поляне, неверно правит! Надо снова нас допустить до власти в утином обществе. Уж мы-то покажем всем, как надо руководить, мы-то птиц простых в обиде не оставим!
– Вот пусть теперь маленький ручеек, что бежит из озера в долину, – наперебой затараторили утки, – пусть расскажет всем, кто придет к нему воды напиться о том, какие дела творятся в птичьем государстве!
Кричат утки, справедливости требуют, бедными и несчастными, обманутыми себя величают, а в воде все их прошлые «заслуги» отражаются. И перья награбленные, и зерна наворованные, и птицы простые, без средств к существованию брошенные. Смотрят горы и облака на уток, и смеются над ними. Веселый маленький ручеек, журча и перекатываясь между разноцветными камешками, почему-то поет совсем другую песенку, не ту, какую хотели бы услышать две птицы.
Стали утки от озера требовать: «Накажи маленький ручеек, заставь его петь нашу песню! Пусть никого не слушает он, никому другому не верит, только наши слова повторяет»! Долго слушало озеро уток, а потом молча всколыхнулось, и легкой волной вынесло обеих на песчаный берег.
Разобиделись утки, рассердились. Полетели на вершину большой горы. Стали грозной туче жаловаться на озеро, стали спрашивать, нельзя ли на отражение зеркальное как-то повлиять, нельзя ли строптивое наказать?
Ничего не ответила уткам туча, только грозно пророкотала, ярко вспыхнула молнией, и пролилась на сосновый бор веселым проливным дождем. Мокрые и взъерошенные утки уселись под пушистым кустом смородины, склевывая спелые ягоды, и угрюмо рассуждая: «Что же это получается, никому в лесу правда не нужна, никто не хочет нас защитить от несправедливости».