Сказки для инопланетян 2

Порывшись где-то внутри пирожка, из которого только что вылез, чёрный извлёк оттуда сторублёвую бумажку и протянул доброму человеку. – Держи, чаевые.

– Откуда? – удивился Никодим.

– Сказано же, мы волшебные, – напомнил полосатый, самодовольно ухмыляясь.

– Мы много чего можем, – кивнул чёрными усами рыжий.

– А… еду можете из ничего приготовить? – посмотрел на котят с надеждой голодный человек.

– Хм, да запросто! – усмехнулся полосатый.

Подкралась тут любопытная зима поближе, чтобы все тайны выведать. Ещё холоднее стало.

– Апчхи! – чихнул чёрный с галстуком. – Ну всё, пойдёмте в дом. А то только отогрелись и опять замёрзнем.

– Действительно, – опомнился Никодим. – Идёмте скорее в дом, пока самовар не остыл. Будем чай пить, ужин из ничего готовить, и сказки друг другу рассказывать!

А что дальше было? Это я вам как-нибудь потом расскажу. Когда именно? Не знаю пока. А загадывать Бог не велит.

20.11.2021

Встреча на том свете

Жил-был Маврикий Одисеевич Чушкин.

Графоман, каких свет не видывал. Жил, в общем, жил, писал, писал… и помер.

А как всем известно, люди на тот свет попадают в наказание за жизнь. Убийцы, например, попадают к своим жертвам. Воры – к тем, кого обокрали. Богатые – к бедным. А графоманы – к тем, кому больше всего завидовали.

Чушкин при жизни завидовал многим, и не только белой, но и чёрной завистью. Поэтому писал не хвалебные оды, а одни только критикующие эпиграммы, пародии и прочие издевательские штучки. Вёл, так сказать, неусыпную борьбу со своими воображаемыми врагами.

"Если бы не все эти кумиры, – думал Чушкин. – Читали бы мои вирши, а не ихние!"

А больше всего Чушкин завидовал Пушкину. Он его просто ненавидел.

"Одна буква разницы между нами!.. – кричал всякий раз Маврикий Одисеевич. – А ему все почести!.. А мне ничего!"

В общем, попал Маврикий Одисеевич на такой "тот свет", где одни только поэты были. И все, как один, Пушкины! Ну прямо, можно сказать, Пушкин сидел на Пушкине и Пушкиным погонял!

Кругом тысячи памятников великому Солнцу русской поэзии! На каждом метре – памятники! А все люди – с книгами в руках – на лавочках сидят, ходят, стоят, разговаривают, читают, декламируют… И всё – Пушкина!

"Катастрофа! – тут же подумал Чушкин. – Ещё хуже, чем при жизни!"

А тут ещё на площади со сцены какой-то коротышка-аниматор с приклеенными бакенбардами голосом Пушкина стихи орёт "на всю Ивановскую":

– Умом Россию не понять,

Аршином душу не измерить!

У ней особенная стать —

В Россию можно только верить!

И народу полным-полно. Бабы в сарафанах, веерами обмахиваются. Мужики в пиджаках и лаптях. Детишки босоногие. Лошади, куры…

Протиснулся поближе к сцене Маврикий Одисеевич, прислушался к стихам.

"Так ведь это… ведь это Лермонтов написал, а не Пушкин!" – дошло вдруг до Чушкина. И такой смех его тут охватил! Стоит – смеётся и никак остановиться не может.

Перестал коротышка читать, посмотрел на Чушкина. И вся толпа тоже на него с любопытством уставилась.

Тут-то и случилось самое невероятное!

– О-о-о! – закричал радостно аниматор. – На ловца и зверь бежит! Сам Чушкин к нам пожаловал!

Толпа, как по команде, зааплодировала, засвистела, заржала, закудахтала.

– Долго же я ждал тебя, гобчик! – Спрыгнув со сцены, аниматор подошёл к Чушкину, демонстративно обнял его, поцеловал в обе щеки, и потащил за руки обратно на сцену.

– Вот, господа, наконец-то свершится правосудие! – торжественно объявил актёр с бакенбардами и ткнул пальцем в грудь Чушкина. – Как все вы знаете, этот негодяй много лет подряд поносил моё честное имя, измывался над моими великими стихами, воровал мои рифмы и даже писал нехорошие слова-эпитеты на моих памятниках…

– Постойте! – вскричал Маврикий Одисеевич. – Что вы меня разыгрываете? Да, я пародировал стихи Пушкина, и даже, признаюсь, накарябал на одном его памятнике нехорошее слово… Но вы то тут при чём? Лично вас, молодой человек, я знать не знаю! Я с актёрами, с аниматорами, вообще никогда дел не имел!

– С аниматорами? – переспросил коротышка. – Ха-ха! Да вы, Маврикий Одисеевич, вероятно забыли куда попали! Это "тот свет" между прочим-с!

Опомнился тут Чушкин. Сердце его сжалось в маленькую букашку.

– Стоп, стоп… Так вы, действительно… того?.. Сам Александр Сергеевич?

– Сам, сам. Собственной персоной, – кивнул кудрявой головой Пушкин. – А ты, Маврикий Одисеевич – мерзавец и бездарь! Вместо того, чтобы учиться у великих, всю жизнь только и делал, что завидовал и ненавидел. Поэтому и попал на такой "тот свет", где за все твои "заслуги" тебе и воздастся сторицей!.. Секундант! Секундант!..

– Постойте! – снова закричал графоман Маврикий. – Да, я, конечно, позволял себе всякие шалости, но ведь не со зла! А, напротив, из любви к вашим творческим потугам… Ой, простите! Опять я не то ляпнул!

– Дуэль! Только дуэль! – завопил Пушкин. – Любым видом оружия!.. Секундант, выдайте ему… то, что он попросит! Мне безразлично из чего он будет стрелять, лишь бы проучить этого негодяя!