И, Егорка тоже час,
Начинает свой рассказ.
Ничего не утая,
Слово данное храня,
Отдает подарок бога,
Просит, чтоб ему в дорогу
Сплели, лапти поновей,
Дали пару калачей.
Дед видать его заждался,
С этим встал и распрощался.
Царь растрогался до слез,
Речь такую произнес:
«Слушай молодец меня,
Бери злато и коня,
Только выполни немного,
Одну просьбу, а в дорогу
Соберешься, только лишь,
Эту просьбу сотворишь.
Будь со мной для утешенья –
Марьюшки выздоровленья.
Я хочу с тобой дождаться
После можешь отправляться!»
Не противился Егор,
Так закончив разговор,
Чудный плод, держа в руках
И с молитвой на устах
В горницу вошли к девице.
Та все так же всех боится,
Вся трясется и дрожит.
Царь – отец ей говорит:
«Не пугайся это я,
Лучше радость ты моя,
Дар отведай расчудесный
Не простой он, а небесный.
В нем спасение таится
И, оставили девицу.
За окном уже смеркалось,
А царевна не решалась
В руки взять небесный дар,
Вдруг грозы ночной удар,
Створ окна раскрыл резной,
Плод чудесный наливной,
Покачнулся, покатился
И, в ладони очутился.
Затворив, плотней окошко
И, тихонько словно кошка,
Вышла в сад, чуть побледнела,
Плод волшебный быстро съела.
Полыхнула вновь зарница
И, лишилась чувств девица.
Заря - утро начинает.
Отблеск в куполах играет.
Утром молодцу не спится,
Вышел в сад, а там девица,
Белой лебедью плывет
За руку его берет:
«Благодарствую, герой!» –
Он молчит, как не живой.
Омут синих глаз бездонный -
Он стоит завороженный.
Так царевна приглянулась,
В груди сердце - всколыхнулось.
Дрожь, уняв, её спросил:
«А тебе кто светик мил?!»
Марьюшка, слегка вздохнула
И, к его груди прильнула.
Тотчас колокольный звон,
Слышан, стал со всех сторон.
Снова смех по всей столице,
Люд гуляет, веселиться.
Царь-отец на целый мир,
Праведный устроил пир.
Стало всем известно вскоре
И о битве в чистом поле
И о доблести Егора
И о злыднях, что у бора…
Все на пир спешили очень,
Там и я был, между прочим.
Яствами столы накрыли,
Знатные там блюда были,
Был севрюжий холодец,
Тут и сказочке – конец!
Парочка
Молодчик-кубарь и барышня-мячик лежали рядком в ящике с игрушками, и кубарь сказал соседке:
- Не пожениться ли нам? Мы ведь лежим в одном ящике.
Но мячик - сафьянового происхождения и воображавший о себе не меньше, чем любая барышня, - гордо промолчал.
На другой день пришел мальчик, хозяин игрушек, и выкрасил кубарь в красный с желтым цвет, а в самую серединку вбил медный гвоздик. Вот-то красиво было, когда кубарь завертелся!
- Посмотрите-ка на меня! - сказал он мячику. - Что вы скажете теперь? Не пожениться ли нам? Чем мы не пара? Вы прыгаете, а я танцую. Поискать такой славной парочки!
- Вы думаете? - сказал мячик. - Вы, должно быть, не знаете, что я веду свое происхождение от сафьяновых туфель и что внутри у меня пробка?
- А я из красного дерева, - сказал кубарь. - И меня выточил сам городской судья! У него свой собственный токарный станок, и он с таким удовольствием занимался мной!
- Так ли? - усомнился мячик.
- Пусть больше не коснется меня кнутик, если я лгу! - сказал кубарь.
- Вы очень красноречивы, - сказал мячик. - Но я все-таки не могу. Я уж почти невеста!
Стоит мне взлететь на воздух, как из гнезда высовывается стриж и все спрашивает: "Согласны? Согласны?" Мысленно я всякий раз говорю: "Да", значит дело почти слажено. Но я обещаю вам никогда вас не забывать!
- Вот еще! Очень нужно! - сказал кубарь, и они перестали говорить друг с другом.
На другой день мячик вынули из ящика. Кубарь смотрел, как он, точно птица, взвивался в воздух все выше, выше... и наконец совсем исчезал из глаз, потом опять падал и, коснувшись земли, снова взлетал кверху; потому ли, что его влекло туда, или потому, что внутри у него сидела пробка - неизвестно. В девятый раз мячик взлетел и - поминай как звали! Мальчик искал, искал - нет нигде, да и только!
- Я знаю, где мячик! - вздохнул кубарь. - В стрижином гнезде, замужем за стрижом!
И чем больше думал кубарь о мячике, тем больше влюблялся. Сказать правду, так он потому все сильнее влюблялся, что не мог жениться на своей возлюбленной, подумать только - она предпочла ему другого!
Кубарь плясал и пел, но не переставал думать о мячике, который представлялся ему все прекраснее и прекраснее.
Так прошло много лет; любовь кубаря стала уже старой любовью. Да и сам кубарь был немолод... Раз его взяли и вызолотили. То-то было великолепие! Он весь стал золотой и кружился и жужжал так, что любо! Да уж, нечего сказать! Вдруг он подпрыгнул повыше и - пропал!
Искали, искали, даже в погреб слазили, - нет, нет и нет!
Куда же он попал?
В помойное ведро! Оно стояло как раз под водосточным желобом и было полно разной дряни: обгрызенных кочерыжек, щепок, сора.
- Угодил, нечего сказать! - вздохнул кубарь. - Тут вся позолота разом сойдет! И что за дрянь тут вокруг?
И он покосился на длинную обгрызенную кочерыжку и еще на какую-то странную круглую вещь, вроде старого яблока. Но это было не яблоко, а старая барышня-мячик, который застрял когда-то в водосточном желобе, пролежал там много лет, весь промок и наконец упал в ведро.