Сказки для принцев и принцесс. Подарок наследникам престола

Нельзя также не заметить, что истории эти показывают не только огромную эрудицию, глубокое образование, но и прекрасное знание автором современно литературы, его наблюдательность и тонкое, пусть подчас мрачноватое чувство юмора.

В ряде случаев мы сталкиваемся с замечательной, хоть и едкой иронией автора над различными типами его современников, часто можем увидеть парафразы или даже почти прямы цитаты из классических произведений. «Двести тысяч венков», как и весь рассказ одного героя явно напоминает о «ста тысячах курьеров» и вранье Хлестакова, похожие на демонов чернокудрые красавцы и мистические гости напоминают о многочисленных подражателях Эдгару По, Проклятым поэтам и доморощенным мистикам

Все это еще раз показывает, насколько за век изменилось представление о детской книге, рождественской сказке и сказках, как таковых.

Ежели вы, дорогие читатели, почувствовали некоторое разочарование, спешу успокоить. Все вышесказанное ничуть не умаляет литературных и этических достоинств представленных на ваш суд историй и сказок. Просто не стоит их читать маленьким детям, особенно на ночь. Ну а читая их с детьми постарше, готовьтесь объяснить некоторые сложные для их понимания вещи…

Впрочем, если вспомнить, что сегодня льется на головы детей из интернета и с экранов телевизоров, возможно, эти истории, хоть и не пасторальные, но весьма поучительные и по сути добрые и глубоко нравственные, действительно покажутся сказками.

В любом случае желаю увлекательного путешествия в фантастический мир Николая Каразина.

С уважением,

Татьяна Альбрехт

Часть I Сказки и легенды

Незнакомый след

Нашел рыжий мурашка можжевелинку и поволок в свою родимую кучу; во всю муравьиную прыть помчался…

Ноша, ведь, не тяжелая, а дорога знакомая, гладкая, без сучка, без колдобинки; сегодня утром уж раз десять по ней сбегал.

Бежит, пыхтит, торопится… Бац – и полетел кувырком со всего разбега, добычу выпустил; со страха в голове помутилось…

Очнулся мурашка, глядит: яма глубокая, да широкая!.. Поднял голову:

– Ого-го-го! С какой это я вышины грохнулся! Что за диковина! откуда это яма такая появилась? Сколько лет живем в околотке, никогда такой здесь не было.

Обошел муравей по дну вокруг, кое-как с трудом, наверх выбрался, глядит вниз, раздумывает, а тут другие мураши-товарищи, кто с ношею, кто порожнем ползут…

– Легче, братцы, дорога перегорожена!

– Что да кто, да как, да почему? – посыпались расспросы… бегают по краю, суетятся, хлопочут…

Приковылял к ним жучок-усачок.

– Там, говорит, поправее желтого лопуха, еще такая же выкопана.

– Далеко? – спросили муравьи.

– Да так, ежели по-нашему, по-жучиному, считать, так с полверсты будет, а по-вашему, муравьиному – наберется полторы с хвостиком.

Прыг к ним чуть не на голову зеленый кузнечик.

– Что за народ собрался?

Объяснили муравьи – так, мол, и этак.

– Да нешто, одна здесь яма такая, – покрутил усом прыгун. – Я уж штуки четыре таких перемахнул! Это точно, что здесь их прежде не было, а только нам наплевать! Мы и не такие перескакивали!.. Вот, например, это бревно – изволите видеть? Гоп, оставаться счастливо!

Только его и видели.

– Ишь, ты! Скакун-верхолет! – проворчали муравьи. – Тебе хорошо! Тебе везде дорога, а нашему брату, крючнику, – тоже полверсты обходу несладко с кулями переть из-за этого овражища… И какой леший, прости Господи, его тут выкопал?!

Набежал воин-муравей; только хотел на рабочих прикрикнуть, распечь за лень, как следует, да заметил яму, призадумался, проворчал под нос: «Вот так оказия!» и послал гонца тревогу бить, войска вызвать из казармы.

Приполз еще жук рогатый, прибежала жужелица шустрая, улитка приползла на салазках, божья коровка коралловая со стебелька слетела, нанесло ветерком комаров с полдюжины, прожужжала пчела с золотым носком, да пара мух зеленых… Бабочка с белыми нежными крылышками неслышно припорхнула…

Только бы двое-трое на шесте сошлись, а то сейчас, невесть что любопытных со всех концов соберется. Так и теперь. Не успела золотая полоска луча солнечного, утреннего, на аршин по мху продвинуться, а уж у ямы диковинной такая пошла толчея, что многие из зевак, наиболее любопытных, на самое дно вверх тормашками кувыркнулись. Кому ничего, а кому плохо пришлось! Один таракашек круглый как упал на спину, так и по сию пору всё лежит-барахтается, лапками-коротышками дрыгает, перевернуться не может.

За малыми, кто и побольше стали подваливать. Первая мышка серая приспела, увидела яму, со страха только пискнула. Шлепнула в самую середину лягушка зеленая, придавила, было, кое-кого, да слава Богу вывернулась… Кубарем прикатался еж колючий… Легче, невежа неотесанный! видишь – публика!? Налетели воробьи… чего-чего… чем? – полюбопытствовали.

– Никто, ничего и ничем, а вот что! – указывают им на причину сходки.

Потолковали между собой воробьи, сразу заспорили, как бабы на базаре, сразу передрались, сразу и помирились.

Выглянула белка из дупла, вниз с ветки на ветку спустилась: тоже, ведь, – куда любопытно!