Сказки для сумасшедших

— На телесах, прущих, как на дрожжах, — убежденно отвечал Сидоренко, — у него в натюрмортах-то персики, как маленькие задницы, а груши, как груди.

— На празднике урожая, — задумчиво сказал Кузя, — он потаенный мичуринец, у него, правда что, яблоки жопастые, дыни брюхастые, а плечи-бюсты-шеки-носы наливаются и набираются соков наподобие овощей и фруктов. Натюрморт жены, портрет тыквы.

— Кайдановский, выйди, к тебе пришли, — сказала стоящая с сигаретой у двери аглая.

Люся ахнула, увидев Кайдановского.

— Кай, что это? кто это? откуда ты ее взял? почему у нее личико? ой, она на меня в детстве похожа!

Ка перелетела на правое Люсино плечо.

— Люсенька, я тебя умоляю, умерь свои восторги, ведь ее, по счастью, никто не видит.

— Как никто? Только ты... и я?

Мимо проходили студенты и преподаватели, мастера и натурщицы, действительно не обращавшие на них ни малейшего внимания.

— Я ее взял из... одного НИИ, где я подхалтуриваю. Делаю для них выставку. Оформиловка к Новому году. НИИ биоэнергетики. Изучает всякие феномены, включая гибриды и НЛО.

— И она... с НЛО?

— Она сама в некотором роде НЛО.

Ка взлетела, устремилась в воздушную ямину Молодежного зала под Большой купол, в самую середину его. Легкий столп света возник между центром пола и зенитом стеклянного свода, перекрыв четырехэтажную высоту; Ка мелькнула в луче, исчезла; пропал и луч.

— Ты, видать, готовишься к роли Кота, — медленно сказала Люся.

— Готовлюсь, как видишь, — беззаботно отвечал Кайдановский.

— А на руке что?

— Рубашку гладил, утюг приложил.

— Не снимая гладил, что ли?

— Не надевая.

— Я пришла тебя на внеочередную примерку пригласить. Забеги сегодня, у меня к тебе вопросы есть, а то мне не дошить, да и лапы с головой прикинем, хорошо?

— Хорошо. Люся, не говори никому про... про мою Энэло. Краденый все же экспонат. Засекреченный.

— Все равно ведь никто не поверит. А она разве не исчезла? Не аннигилировалась?

— Да с ней так всю дорогу, — отвечал он. — То явится, то растворится. Исчезает, появляется. Естественное ее состояние. Вот так ееутащишь, а она тю-тю; через неделю в НИИ придешь, а она там как ни в чем не бывало тестовые испытания проходит, проходит, пройти не может.

— Она ручная? Она ко всем так подлетает?

— Нет. Только к тебе.

— Почему?

— Сама же говоришь — она похожа на тебя маленькую. Ее не видит никто, а ты видишь. Почему, почему. Откуда я знаю?

— Кай! — сказала Люся шепотом: глаза ее были полны слез. — Какая она страшная.

— Ничего не страшная. Премиленькая птичка-бабочка.

— Явлов говорит — ты ищешь клад из гробницы фараона. Уж не с ее ли чародейской помощью?

— Про Явлова я тебе уже шашкаживал. Где у нас тут гробницы-то фараонов? В Саблине? В Старой Ладоге? Чи то в Лисьем Носу? Как у него с географией? а с историей? а с головой?

— Все, Кай, все, — сказала Люся. — Я ухожу.

«Вот оно. Я ищу клад из гробницы фараона. Секретный сотрудник (или штатный?) наводит справки не стесняясь. Помнится, сумочка у меня свалилась на живописи, а из сумочки выпало мини-снаряжение квазиспелеолога, с позволения сказать. Стало быть, Русов прав, есть доносчики в каждой группе. Получил Явлов информацию о конкуренте по поискам. Должно быть, и Люсю не зря подцепил, чтобы до меня добраться. Клад. Золотишка братишкам захотелось. Надо сказать Мансуру».

Мансур мрачно выслушал его.

— Что ж, они тебя пытать, что ли, будут? в подвале Серого дома? к детектору лжи подключать? Не верится, извини.

— Ты ничего не знаешь. Клад ищу я один. И все найти не могу. А ты вообще не в курсе. Пытать он меня пока не будет. Он меня будет на Люсином дне рождения поить. Может, чего сыпанет в стаканчик граненый, у них, говорят, препараты на все случаи жизни заготовлены: чтобы трепался сутками, чтобы лечился годами, чтобы замолчал на веки вечные, чтобы боялся, чтобы пер напролом. В общем, от семи недуг. Химиотерапия. Информация из уст Русова получена, можно доверять.

— Русов помешанный, напиши для него сказку. На день рождения я с тобой пойду.

— Тебя не приглашали.

— А мы не-разлей-вода. Побратимы. Чай, не премьера в Большом театре. Вход не по билетам. Всегда кто-нибудь лишний на огонек забредет, у нас так принято, штигличанский закон вроде восточного: гость от Бога. Твой друг — мой друг. Пригляжу за тобой и за твоим Явловым.

— Он не мой, — заметил Кайдановский, — он наш всеобщий. Я тебя я впутывать не хочу.