Дэвид Кроненберг:
Отнюдь. Судьбы персонажей иногда депрессивны, но энергия фильмов как таковых должна приносить зрителю интеллектуальную радость. А еще все мои фильмы – смешные. Без юмора никуда, даже если это черный юмор.– Вы могли бы снять фильм, лишенный юмора или иронии?
Дэвид Кроненберг:
Я – вряд ли, но это моя личная позиция, я ее никому не навязываю. К тому же учтите, я не имею в виду юмор, присущий современным фильмам ужасов. Юмор, как по мне, не должен касаться кинопроизводства или законов кино, он должен быть результатом наблюдений за поведением людей в жизни. Экзистенциальный юмор для меня в высшей степени реален и ценен, а юмор в духе «Крика 2» я нахожу совершенно неинтересным.– Сюжеты ваших фильмов хотя бы до какой-то степени базируются на ваших личных переживаниях или на фактах вашей биографии?
Дэвид Кроненберг:
Человек – такое сложное устройство… Через медиа, культуру, общение с друзьями многие вещи, даже чуждые тебе, становятся неотъемлемой частью тебя, а потом – и твоего искусства. Даже если они не имеют никакого отношения к повседневному жизненному опыту. Сочувствуя жертвам цунами, ты абсолютно искренен, хотя физически не пережил цунами сам. Когда я изобретаю персонажа, то не всегда использую черты моего отца или матери, но в то же время эти персонажи – результат моего представления о людях. В каком-то смысле, я не снимал автобиографических фильмов, в другом – все мои фильмы автобиографичны. Зависит от того, что вы считаете биографией и включаете ли в нее факты, пережитые исключительно физически.– А ваши личные фобии становятся материалом для будущих фильмов?
Дэвид Кроненберг:
Фобии? У меня нет фобий. Я не параноик, ничего практически не боюсь. Да и одержимым человеком себя вовсе не считаю. Хотя меня всегда интересовали одержимые и безумцы. Фобия помогает сконцентрироваться на персонаже, понять его. И все же я… скажем так, считаю себя исследователем не фобий, а различных состояний человека и взаимоотношений между людьми. Наверное, потому, что фобии не присущи мне самому. Я, откровенно говоря, даже люблю змей, пауков и крыс– В самом деле любите насекомых?
Дэвид Кроненберг:
Пауки – не насекомые, учтите. Но я люблю их всех. Я вообще люблю живую природу. Мне всегда казалось странным, что люди мечтают попасть на другую планету, чтобы найти там и исследовать инопланетян, «чужих»; самые «чужие» и «инопланетные» формы встречаются у нас на Земле, прямо под ногами. Насекомые – потрясающие формы жизни, и не надо лететь в космос, чтобы их исследовать.– Идея, на которой построен «Микрокосмос»…
Дэвид Кроненберг:
Именно так.– А поставить фильм по «Превращению» Кафки никогда не думали? Сюжет в вашем духе.
Дэвид Кроненберг:
Это потрясающий рассказ, просто невероятный. Его уже, кажется, экранизировали на ТВ. Но правильно ли делать по «Превращению» игровой фильм?..– Это мог бы быть мультфильм.
Дэвид Кроненберг:
Да, это было бы наиболее естественным воплощением. Хотя существуют и замечательные театральные постановки. Рассказ изумительный, но не для того, чтобы снимать по нему фильм.– Почему, играя в вашей версии «Превращения» – «Мухе
» – вы выбрали амплуа гинеколога? Чувствуете себя ученым или врачом по призванию?Дэвид Кроненберг:
Истинная причина очень проста: Джина Дэвис попросила меня об этом. Она некомфортно чувствовала себя с актером, которого мы отобрали на роль гинеколога, и призналась, что предпочла бы меня в этой роли. Это была не моя идея! Но истина в том, что производство фильма или любого другого художественного объекта – эксперимент, близкий к научному. Ты ставишь персонажей в выдуманные, часто невозможные условия, чтобы наблюдать за их реакцией. Когда твои герои оживают уже на съемках, при помощи актеров, они удивляют тебя. Результат непредсказуем, и в этом смысл эксперимента. Это звучит как холодное наблюдение, хоть и не считаю его холодным: я неравнодушен к моим героям, сочувствую им. Тем не менее, делая фильм, я ощущаю себя ученым-экспериментатором.– Странный эксперимент был поставлен вами над «Голым завтраком» Уильяма Берроуза – по-научному препарировать текст, написанный как наркотический трип…