Сказки французских писателей

Но селезень продолжал дружески расспрашивать их, и они рассказали ему про краски, фасоль и клевер для кроликов.

Собака и боров, которые были неподалеку, подошли послушать, в чем дело, и возмущению их не было конца, как, впрочем, и негодованию селезня.

— Это возмутительно, — объявил он. — Родители — вот кто виноват во всем. Но не надо так отчаиваться, мои маленькие, идите и раскрашивайте все, что хотите. А мы с собакой займемся фасолью.

— Правда? — спросили девочки собаку.

— Конечно, — ответила та.

— Что касается клевера, — сказал боров, — можете рассчитывать на меня. Я обеспечу кроликам прекрасный провиант.

Девочки очень обрадовались. Уверенные, что родители ничего не узнают, они расцеловали своих друзей, взяли краски и пошли на луг. Едва они налили в стаканчики чистой воды, с другого края луга к ним подошел осел.

— Здравствуйте, девочки. Что вы собираетесь делать с этой коробкой?

Маринетта ответила ему, что они собираются рисовать красками, и объяснила, как и что.

— Если хочешь, — добавила она, — я нарисую твой портрет.

— О, конечно! Очень хочу, — сказал осел. — Мы, животные, лишены возможности видеть себя.

Маринетта велела ослу повернуться в профиль и принялась рисовать. Дельфина в это время рисовала кузнечика, сидевшего на травинке. Увлекшись, девочки некоторое время молча трудились, высунув языки и склонив головы набок.

Через некоторое время осел, который стоял не шевелясь, спросил:

— Можно посмотреть?

— Подожди, — ответила Маринетта, — я как раз рисую уши.

— А-а, тогда ладно. Смотри не торопись. Что касается ушей, я вот что хочу сказать. Конечно, они длинные, спору нет, но уж не настолько, сама понимаешь.

— Да, да, стой спокойно, я делаю, как надо.

В это время Дельфину постигло разочарование. Она нарисовала кузнечика на стебельке травы и увидела, что оба они совершенно потерялись на большом белом листе бумаги, и, поскольку недоставало чего-то еще, она сделала зеленый фон. Но, к несчастью, кузнечик был тоже зеленый, так что он совсем исчез среди зелени. Это было очень досадно.

Маринетта закончила портрет осла и позвала его посмотреть. Он не заставил себя упрашивать. То, что он увидел, невероятно удивило его.

— Как мало себя знаешь, — сказал он с грустью. — Никогда не думал, что у меня голова, как у бульдога.

Маринетта покраснела, а осел продолжал:

— Мне всегда говорили, что у меня длинные уши, но я бы никогда не подумал, что они такие, как здесь.

Маринетта смутилась и покраснела еще больше. И правда, уши на портрете занимали почти столько же места, сколько туловище. Осел продолжал рассматривать рисунок, и взгляд его становился все печальнее. Вдруг он с криком подскочил на месте:

— Что это значит? У меня только две ноги!

На этот раз Маринетта почувствовала себя увереннее и ответила:

— Ну конечно. Ведь я вижу только две ноги. И могу нарисовать только две.

— Да, но у меня-то их все-таки четыре!

— Нет, — вмешалась в разговор Дельфина. — В профиль у тебя только две.

Осел больше не возражал. Он чувствовал себя оскорбленным.

— Хорошо, нечего сказать, — проговорил он, отступая, — значит, у меня только две ноги.

— Но подожди, подумай сам…

— Нет уж, у меня две ноги, и разговор окончен.

Дельфина и Маринетта рассмеялись, хотя их несколько мучили угрызения совести. Потом, забыв об осле, они стали думать, кого бы им нарисовать еще. Из-за дома появились два вола и через луг отправились на водопой к реке. Оба были совершенно белые, без единого пятнышка.

— Доброе утро, девочки! Что это у вас такое?

Им объяснили, что это краски для рисования, и тогда оба вола заявили, что им очень хотелось бы посмотреть на свои портреты. Однако Дельфина, наученная горьким опытом с кузнечиком, с сомнением покачала головой:

— Ничего не получится. Вы же совершенно белые, такого же цвета, как бумага. Вас не будет видно. Белое на белом — это все равно как будто вас вообще нет.

Волы переглянулись, и один из них обиженно сказал:

— Ну что ж, раз нас нет вообще, тогда до свидания.

Девочки растерялись. В это время за спиной у них послышались чьи-то голоса, и, обернувшись, они увидели, что к ним подходят лошадь и петух — они громко бранились.

— Так вот, — раздраженно говорил петух, — было бы неплохо, если бы у вас было хоть чуточку ума. И сделайте одолжение, перестаньте усмехаться, я в два счета мог бы поставить вас на место.

— Жалкое ничтожество! — небрежно бросила лошадь.

— Ничтожество! Вы тоже не бог весть какое величие! И в один прекрасный день я докажу вам это, вот увидите!

Девочки хотели вмешаться, но заставить петуха замолчать было нелегко. Это удалось Дельфине, которая все уладила, предложив обоим спорщикам написать их портреты. И вот сестра принялась рисовать петуха, а она лошадь. Казалось, ссора утихла. В восторге от того, что ему нужно позировать, петух гордо поднял голову, увенчанную гребешком, расправил жабо и распушил свои самые красивые перья. Но долго молчать он не мог.

— Должно быть, очень приятно рисовать мой портрет, — сказал он Маринетте. — Ты хорошо сделала, что выбрала меня. Я не хочу себя хвалить, но у меня действительно очень красивые перья.