Сказки и были Безлюдных пространств

Они выбрались к штабелям бетонных плит, за которыми угадывался в сумраке великанский шар газовой емкости. Резко пахло ржавой жестью и пасленом. Мрак неожиданно раздвинулся. Это над головой разошлись облака, открыли куски белесого летнего неба с горстью переливчатых звезд. На северо-западе, за тополями и черным кружевом эстакад проступила желтоватая щель негаснущей зари.

Кей остановился, часто подышал, придвинул шарик к бу­маге. Сказал чуть виновато:

— Теперь уже недалеко.

Артем сердито дул на обожженные ладони.

Справа, словно сотканная из светлых волокон, выступи­ла тонкобашенная церковь.

Двинулись дальше. Слева потянулась полуразбитая чу­гунная ограда решетки между каменными опорами. Узор и тонкость литья были достойны петербургских парков. Ходи­ла легенда, что лет триста назад, когда на этом месте лишь набирал силу маленький чугунолитейный завод, хозяин его решил среди цехов и печей разбить сад с заморскими дере­вьями. Это чтобы заезжие столичные чиновники дивились и знали: владельцы здешнего края не лыком шиты. Но пальмы и кипарисы не выжили в здешних зимах. Помнила их только эта старая решетка, у которой осталось давнее название — Ботаническая.

Кей отыскал в решетке заросший пролом. Артем пролез вслед за Кеем, цепляя на футболку сухие репьи.

— А вот и водокачка, — бормотнул Кей через сотню шагов. Черная постройка громоздилась над низким ольхов­ником. От него несло зябкой влагой. Опять остановились. Кей светил шариком на бумагу. Артем глянул через его плечо. Схема как схема — вроде тех, что рисуют мальчишки, играя в разведчиков: квадратики, треугольнички, линии, стрелки… Но Кей шепнул с опасливым восхищением:

— Ух ты! Он нарисовал настоящую карту на пятницу. Будет ему, если узнают…

— Но ведь сегодня не пятница, — глуповато заметил Артем.

— В Городе сейчас все дни — пятница, — веско разъяс­нил Кей. — Потому что его заложили именно в этот день, назло дурной примете. И там всегда будет «добрая пятница», пока Город не вырастет окончательно…

— Ничего не понимаю…

— И не надо. Ты, главное, не отставай, потому что Город здесь уже дышит через щель. Заплутаешь так, что целый год никто не найдет — ни сомбро, ни милиция… Наверно, Евсейка сунулся сюда ночью, балда рыжая, вот и пропал…

Шепот Кея был странным, незнакомым. У Артема даже куснуло холодком позвоночник. Может, Кей — немножко сомбро?

Кей повел светящимся шариком перед собой. Тот вдруг обрадованно разгорелся — уже не фосфорическим, а белым электрическим светом. Впереди встала глухая стена призе­мистого бетонного цеха. От макушек травы до верха она была расколота извилистой чернотой.

Ох как не захотелось Артему в эту тьму! Но Кей сказал не­терпеливо:

— Идем.

2

Напрасно Артем боялся. Да, они оказались в сплошной тьме, но тьма была не страшная. Наоборот — добрая. Теплая, мохнатая, она терлась об Артема, как черные ласковые коты. И еще — сразу стало ясно, что это не тьма закрытого помеще­ния. Она была слишком обширна. Артем и Кей оказались не внутри цеха, как можно было ожидать, а на открытом пространстве. Во мраке ощущались теплые каменные дома и брусчатка старой площади. Они дышали.

Артем вспомнил. Такое он однажды видел во сне. На блокпосту, во время короткого ночного отдыха. Снилось, что он вернулся домой. Навсегда. В свой город. Это не совсем тот город, но родной и добрый. Артем вышел на привокзаль­ную площадь. Здесь медленно погас единственный фонарь и в наступившей тьме началось таинственное передвижение пространств. В этом передвижении не было ни малейшей уг­розы, а была лишь добродушная хитрость. Так родители не пускают своего малыша раньше срока в комнату, где наряжа­ется елка и готовятся подарки…

И Артем там, в этом сне, вдруг понял, чтосейчас будет. Мигая неяркими подфарниками, выкатит из темноты бес­шумный автомобиль-такси. Пожилой водитель опустит в дверце стекло.

— Ну что, паренёк? Поедем к маме?

И он поедет к маме. Она снимает двухкомнатную кварти­ру на втором этаже деревянного старого дома. Кто сказал, что мамы нет на свете? Она ждет Тёма в комнате с потертыми ко­фейными обоями, ворчливым пожилым холодильником, желтой лампой и охапкой ромашек, что стоят в трехлитровой банке на обшарпанном подоконнике с чешуйками пересо­хшей краски. Артем заранее видел все это, хотя машина еще не появилась, он только ждал ее. В ожидании не было нетер­пения и страха. Была спокойная радость, потому что ничего плохого случиться уже не могло…

Потом застреляли, и Артем вскочил с топчана. Какой-то автомобиль (совсем не тот) хотел пробиться через шлагбаум. Неизвестных отогнали очередями. Те пальнули в ответ, оца­рапали плечо сержанту Анохину и укатили в степь. Анохин матерился, стаскивая тужурку с набухшим рукавом. Артем же старался одно: удержать в памяти недавний сон, в котором была странная надежда…

А сейчас вокруг была такая жетьма. И Артем шепотом сказал Кею:

— По-моему, вот-вот подъедет такси.